двести пятьдесят назад кем-то из предков Анри. Там конюшни, пороховые и оружейные склады и что-то ещё. И парк вокруг озера.

Про тот парк, как я понимаю, к Анри было немало вопросов — зачем, мол, защищать ещё и его, если этого не делать, высвободятся какие-то магические ресурсы. Какие, мол, розы и кусты, кому они сейчас нужны? Анри глянул на говорившего холодно и заметил, что Лимей — это символ. И если кому-то не повезло уступить бунтовщикам королевский дворец в столице, то он не намерен так же поступать с Лимеем. В конце концов, дворец — это дворец, он достался от прошлой династии, а Лимей — это гнездо Роганов, поэтому будет охраняться полным комплектом и как следует, точка.

Мне была понятна эта позиция, но… но… Как разумный управляющий — ну, в прошлой жизни — я понимала, что люди правы и ресурсы наши не безграничны. Значит… как будет. А пока — осваиваем то, что есть.

И я пошла осваивать.

Мари с утра облачала меня в почти-парадное, то есть — с париком и фижмами, но можно в тонкое сукно, а не в шелка, и без бриллиантов. Жемчужная брошь на лифе, и достаточно. И серьги. И под всем внутри — алый камень моего принца. И мы с ней шли по этажам и вокруг замка.

Кажется, здешние обитатели шептались — мол, маркиза дорвалась. Но мне было ровно пополам, что они там шепчут, потому что раз я теперь тут внезапно хозяйка, то должна знать, что у меня и как.

У меня тут было весьма интересно.

Во-первых, бытовая магия может творить недоступные моему пониманию вещи. Маги-бытовики поддерживали эту громадину в чистоте и порядке, совершенно при том не убиваясь. Они же ведали стиркой и чисткой одежды, мытьём посуды, ухаживали за конской упряжью, коврами, портьерами… Двадцать восемь опытных магов, вот. Неслабо.

Далее — здесь издавна существовали разные магические удобства. Купальня с магическим подогревом воды, и можно мыться хоть каждый день. Вода из реки, которая берёт начало в озере, проточная и приличная, не как дома, но ничего себе. Так же есть магически очищающиеся туалеты — и за ними следят, потому что знают о существовании разных заболеваний, которые непременно возникнут в такой скученности, если не следить.

А скученность тут преизрядная.

Человек двести слуг да человек двести пятьдесят не слуг — не хотите ли? И это приблизительно, потому что многие не определились, кто они, просто раньше служили Роганам так или иначе, а теперь нужно где-то скрываться, пока новая власть по шапке не дала и не отхватила ту шапку вместе с головой. Кто-то из тех, кто скрывается, пристроился приносить пользу, а кто-то главным образом ест и спит.

Подвоз продовольствия происходит из города Лима, что ниже по реке и тоже во владениях Роганов, и остался верным старой власти. Вроде, там попыталось возникнуть какое-то местное Национальное собрание, но его задавили числом, и в Лиме даже простецы за монархию, потому что при той монархии они тут очень неплохо жили, лучше, чем в среднем по стране, как я понимаю. Раньше, говорили, туда по реке привозили товары хоть откуда, раз в месяц случалась большая ярмарка. Теперь, конечно, с подвозом туго, с урожаем тоже как-то не очень, поэтому — и пиры уже не пиры, и вообще не до жиру, быть бы живу. Впрочем, на кухню я тоже засунула свой беспокойный нос, увидела хорошо отлаженное производство, не иначе, и командовал этим опытный главный повар — и я мигом поняла, что тут всё хорошо и без моего вмешательства.

Я, конечно же, спросила у Анри разрешения на те самые вмешательства. Он глянул хмуро и сказал, что доверяет мне в этом вопросе безоговорочно, а потом позвал господина де Ливра, распорядителя, управляющего и кого-то там ещё, совместившего в себе несколько должностей, как я понимаю, и так же хмуро велел ему слушать меня, как любого из прочих Роганов. Тот молча поклонился.

Прочих Роганов имелось трое — Анри и двое его детей. Но самому ему было вот совсем не до бытового обустройства, принцу Максимилиану ровно так же, ему бы врагов победить, а принцесса Шарлотта сосредоточилась на детях. Она выходила к трапезе, улыбалась отцу, приветствовала меня — и исчезала в своей башне.

Когда я немного поняла, что и как тут работает, то попросила подать в мои покои кофе и позвала Шарлотту в гости. К тому моменту её камеристка Бертиль помогла моим девам с облачением, да и мне самой тоже — в замке, не поверите, имелся десяток портных, и они целыми днями шили всё подряд — военную форму, нательные рубахи, подштанники, облачения для господ и дамские платья иногда тоже.

Задача «одеть её высочество и двух ближних дам» была поставлена и решена так хорошо, как только это было возможно. Дуня и Меланья получили комплекты из взаимозаменяемых частей — со съёмным декором, с более или менее открытыми лифами, и конечно же с фижмами и корсетами. Дуня посмеивалась, говорила — в юности доводилось такое носить, когда при деде с бабушкой жила. Меланья только изумлялась — как вообще в таком только ходят, неудобно же. Но сказала, что ради госпожи Женевьев и господина Северина готова потерпеть. И обе они выходили со мной ко всем трапезам, к каким положено — к обедам и к ужинам.

Принцесса же Шарлотта пришла к нам на кофе, со вниманием выслушала наши рассказы о зимовке в Поворотнице, а потом и моё предложение, высказанное как бы между прочим — там, в той Поворотнице, тихо и абсолютно безопасно. Зимой холодно, да, но дом-то в порядке уже, так что — это то место, где можно отлично переждать все здешние потрясения. А потом вернуться — в блеске и славе, с подросшими уже детьми. Да, далеко, да, неприятный местами климат, но люди и там живут, и неплохо живут, смею заметить.

— И что же… мой отец готов вернуться? — спросила Шарлотта.

— Пока нет, — улыбнулась я. — Пока здесь слишком много безобразий, которые не могут оставить его равнодушным. Но вам-то не нужно сражаться со сторонниками нового режима, и убеждать ни в чем никого тоже не нужно. Вы можете просто переждать — ради детей. И это будет хорошо и правильно.

Шарлотта вздохнула и обещала подумать.

А я позвала её в парк — потому что бледная, а сидя взаперти другой не будешь. Нужно ходить, тем более, там всё для того предназначено — дорожки, беседки, розы, даже лодочки есть, чтобы кататься по озеру. По берегам в камышах и тростнике вечерами орали лягушки. Я сама один раз слышала — выбралась с Меланьей и Мари прогуляться. Мне понравилось.

Парк я тоже обследовала весь — и розарий, и прочие части. А потом дошла и до ещё одного важного места, о котором, честно говоря, подзабыла, а ведь не следовало — до королевской усыпальницы.

Вообще у меня было дело, которое нужно сделать там. Значит — придётся. И мы с Мари отправились туда белым днём после завтрака.

Мраморный склеп, где под землёй покоились короли из династии Роганов, сиял белизной. Входить было жутковато… но ещё страшнее оказалось понять, что внутри кто-то есть. Впрочем, это оказался Фелисьен.

— И что вам здесь понадобилось, позвольте спросить? — хмуро поинтересовался у нас он.

17. Перевернуть страницу

— Здравствуйте, Фелисьен, — кивнула я ему. — Мне нужно здесь сделать одну вещь, и хорошо, что мы вас встретили. Могу я просить вас о помощи?

Он так взглянул на меня, что было ясно — никакой вам помощи, уважаемая, и вообще только вас тут и не хватало. Но произнёс совсем другое, сурово и хмуро:

— Что вам угодно?

— Мне угодно знать, где покоится его величество Луи.

Я надеюсь, он поймёт, о каком именно Луи я спрашиваю. Кстати, а где находится тело его казнённого сына? И умершего от пневмонии или чего там ещё внука?

— Для чего вам? Если вы хотели показать, что пришли сюда, так вы уже показали. Все, кому любопытно за вами следить, видели это.

— Во-первых, а вдруг и здесь следят?

— Не следят, — покачал он головой. — Это невозможно. Ни магически, ни без магии. Я… я позаботился.

О да, сильный менталист, всё верно.

— Хорошо. Но существует ещё и во-вторых. Есть одна вещь, которую нужно туда донести.

Он так изумлённо на меня воззрился, что я подумала — сейчас или укусит, или ещё что такое же сделает.

— Показывайте, — сказал он так же хмуро.

Я достала из кармана в корзинке-фижме платок. Тот самый платок, который был затолкан Женевьевой под обложку