Присмотревшись, можно было различить на его рябой пышной груди четыре желтеющих кружка.

– Всё под контролем, – сообщил индюк.

Хоть маленько отлегло от сердца!

– Стучи, – велел богатырь. – Кузьма-Демьян дело знает!

Джульверн постучал.

– Что? – донеслось из-за двери.

Филимонов постучал ещё раз.

– Что? Невозможно разобрать!

– Тук-тук-тук!!!

– А, понятно! Заходите!

Прежде чем войти, Костя попробовал вытащить меч, но клинок не поддался…

Крошечная каморка оказалась неожиданно большой и глубокой. В самой её геометрии было что-то неправильное, не по Эвклиду – но заметить такие тонкости мог только Филимонов.

В глубине каморки сидел на высоком табурете человек в длинном чёрном плаще. Свои широкие ладони он приложил к ушам, как бы желая ну вот прямо с порога выслушать все претензии и предложения.

Но, присмотревшись, можно было понять, что никаких ушей у незнакомца нет вовсе, а ладони лишь призваны компенсировать это увечье.

– Само провидение прислало вас сюда, отроки! – воскликнул обитатель домика. Лицо его обрамляла зловещая чёрная бородка, но глаза были весёлые – вернее, весело бегающие (а это не одно и то же).

– Ну, прислало и прислало, – неприветливо сказал Костя. – Только никакое не привидение, а мы сами прислались…

– Вот я и говорю! – не растерялся незнакомец. – Счастливые! Судьба привела вас прямиком к великому магу и волшебнику, математику и геоманту Эдварду Келли, придворному астрологу королевы Елизаветы…

Обстановка хижины ну никак этого не подтверждала.

– Здравствуйте, мистер Келли, – поклонился Джульверн. – Меня зовут Нил, а мой спутник – известный герой Константин э-э-э… Ну, известный.

– И, конечно, вы нуждаетесь в деньгах?

Этот вопрос можно было бы посчитать прозрением, но не стоит – ведь нуждаются в деньгах все и всегда!

– Сперва бы пожрать, – деликатно, в сторону, бросил Костя.

Он заметил на столе дымящийся горшок.

– Простите, юные друзья, но этот пареный горох предназначен не для еды, а для работы.

– Вы изобретаете паровую машину? – обрадовался ботан, готовый тут же резко продвинуть прогресс.

– Не знаю, о чём вы, – сказал Келли. – Горох мне требуется для сеанса гастромантии.

– Да я бы нынче и гороху срубал, – сказал Жихарев. – Если со шкварками – так самое то!

– Молодой человек, – сказал астролог. – Гастромантия есть наука гадания по звукам, производимым человеческим желудком.

– По бурчанию, значит? – сказал Филимонов.

– Грубо, но верно! – оживился Келли. – Изощрённое ухо способно и в простом бурчании гастера различить сотни оттенков, определяющих жизненные циркумстанции клиента…

Тут астролог понял, что зарапортовался, так как не было у него ушей – ни изощрённых, ни обыкновенных. Лицо мистера Келли, и без того длинное, вытянулось…

– А по-моему, дядя, ты просто не хочешь поделиться едой со странниками, – сказал Костя. – У нас, в Былинной Руси, такое не принято. Всякому гостю – честь и место!

– Так вы из Тартарии? Ну, присаживайтесь, – без всякого удовольствия сказал придворный астролог. – Только ложка у меня одна…

– А у нас – две! – радостно объявил ботан и действительно вытащил откуда-то из глубины ватника две алюминиевые ложки.

Математик королевы на своём горьком опыте убедился, что две ложки истребляют гороховую кашу вдвое быстрее, чем одна…

– Уф, – отдышался наконец Костя. – Всем хороша горошница, только один у неё недостаток…

– Да тут и без того хоть топор вешай, – сказал Джульверн. – Мистер Келли, так вы ещё и химией балуетесь?

– Алхимия – царица наук, что бы ни говорили богословы, – сказал астролог. – Но это не мой профиль. Так, в свободное время… Вы насытились? Теперь к делу. Мне показалось, что вы желаете заработать…

– Не показалось, – молвил Костя.

– Что? Говорите громче!

– Желаем, мистер Келли! – воскликнул ботан, подумал и добавил: – Сэр.

В конце концов, язык не отвалится, а британскому человеку приятно!

Мистеру Келли и вправду стало приятно: он улыбнулся, показав бывшие зубы.

– Юный мистер Нил! – торжественно сказал он. – Сумеете ли вы убедительно изобразить падучую?

– Эпилепсию, что ли? – сказал ботан. – Да запросто! Насмотрелся в нашей больнице. Только, чур, мыло для пены жевать я не буду. Больно противно.

Мистер Келли пожал узкими плечами.

– Есть мыльный корень. Правда, он тоже не похож на брайтонский леденец. Ну, пока обойдёмся без пены…

Джульверн взвыл и закружился на месте…

Костя и не знал за Филимоновым таких актёрских способностей! Вот что значит хороший драмкружок!

Ему даже страшно стало, когда тело друга на неметённом полу изогнулось немыслимой дугой – и вдруг обмякло…

– Великолепно! – воскликнул Келли. – То, что надо! А от вашего могучего друга требуется лишь слабоумное мычание и тыканье пальцем в нужном направлении…

– Я что-то не понял насчёт слабоумия, – сказал Костя.

– Дорогой друг, слабоумие тоже нужно лишь изображать! Просто ваш облик максимально соответствует понятию «дитя природы»…

Жихарев не понял, обижаться ему или не надо.

– Вы хотите с нашей помощью собирать милостыню? – сказал ботан. – Вышибать слезу и денежку из сограждан?

Мистер Келли выкатил глаза.

– Да кто вам такое сказал, юноша? Нет, вы пойдёте работать вполне самостоятельно – мне не следует появляться на людях. Кстати, никакой милостыни вы от них не дождётесь, уж я-то знаю свой народ. Нет, вы будете разоблачать ведьм и колдунов – с последующей конфискацией имущества…

…В семнадцатом столетии Европа словно обезумела.

Конечно, колдунов изобличали и в предыдущие века – допустим, соседки поссорились, одна другую обвинила в том, что та вызвала град на её пшеницу или наслала бесплодие на мужа. Если сельский священник был умный, ему было достаточно строго отчитать жалобщицу да побрызгать для порядку святой водой.

Но ежели пастырь желал продвинуться по службе и показать рвение, он давал делу ход – и понеслась! Ведь колдовство считалось опаснейшим преступлением во всех уголовных уложениях мрачного Средневековья. Время от времени тут или там вешали или сжигали на костре то ведьму, то колдуна. А как без этого? Люди нуждаются в разрядке и в развлечениях, а телевизора-то нет!

Признание можно выбить практически из любого человека, это давно известно. Особенно доставалось бродягам, имевшим неосторожность зайти в деревню или городок. На несчастного тут же навешивали все нераскрытые преступления и вешали в буквальном смысле. И все были довольны…