операции, как европейский аристократ, - и стимулов сработало. В первый же день было открыто 1200 счетов; 4 февраля, всего через девять дней, был открыт 10 000-й счет. Наплыв клиентов был настолько велик, что бухгалтеров из Peat Marwick привлекли к работе в качестве операционистов. К 30 июня 1966 года депозиты Republic составили 32,1 миллиона долларов, что значительно превысило цель, поставленную на весь первый год.

Но что делать с этими вкладами? Эдмонд был рад взять на себя ответственность за прием вкладов от незнакомых ему людей, во многом потому, что Федеральная корпорация страхования вкладов в 1966 году начала страховать счета до 15 000 долларов. Но когда дело дошло до создания активов банка, Эдмонд не захотел выдавать ипотечные или потребительские кредиты тысячам отдельных жителей Нью-Йорка. Теория заключалась в том, что он будет делать здесь то же, что и во многих странах, где он уже вел бизнес: использовать депозиты для предоставления низкорискованных кредитов компаниям и правительственным учреждениям за рубежом или другим банкам; находить возможности для арбитража с низким риском; использовать свою собственную обширную сеть и связи, чтобы пустить деньги в дело там и так, как не смогли бы сделать Chase и Citi.

Однако был и осложняющий фактор. Правительство США в 1960-х годах все больше беспокоилось о торговом балансе - в Америке рос дефицит торгового баланса - и искало, чтобы обуздать деятельность банков. 5 марта 1965 года была принята добровольная программа ограничения иностранных кредитов, согласно которой банки обязывались ограничить прямые иностранные инвестиции. (Новый жесткий лимит будет установлен в 1968 г.) Новым банкам запрещалось предоставлять за границу кредиты на сумму более 450 000 долларов, что, очевидно, было проблематично для Republic. Эдмонд не хотел кредитовать покупателей жилья на Лонг-Айленде; он хотел размещать свои средства в зарубежных депозитах и займах.

После того как юристы Republic обратились к регулирующим органам, Republic удалось прийти к компромиссу. Republic фактически являлась импортером капитала за счет подписки и депозитов, которые она собирала за рубежом. Компания предложила, и правительство согласилось, что она не будет размещать за границей больше средств, чем получает из-за рубежа, что установило верхний предел на уровне около 8 миллионов долларов. В 1966 году эти деньги уже использовались, принося проценты банкам Лондона и Японии, дисконтируя векселя аргентинских финансовых институтов на сумму 976 000 долларов и предоставляя кредит на сумму 761 000 долларов Национальному ипотекскому городскому и государственному банку в Мексике. К концу 1966 года компания Republic получила 33 миллиона долларов в виде кредитов и хвасталась тем, как она "эффективно интегрировала свои разнообразные услуги с сетью ассоциированных банков и финансовых домов Safra в Европе, Южной Америке и на Ближнем Востоке".

Republic был, конечно, американским банком. Но было ясно, кто здесь главный. В первые годы работы Republic все ключевые сотрудники были людьми, связанными с Бейрутом. Джошуа Йедид, друг детства Эдмона из Бейрута, отвечал за торговые операции. Сирил Двек, сын Нессима, отвечал за кредитование. Мойсе Хафиф был вызван из Южной Америки в Нью-Йорк в 1967 году и помог возглавить работу по привлечению депозитов. И, конечно, Эдмон действительно руководил всем этим. Леон Гелл, банкир, приглашенный из Чикаго на должность вице-президента, ушел в отставку всего через три месяца, поскольку понял, что не сможет стать частью сплоченной команды, принимающей решения. Как прямо сказал Мойсе Хафиф генеральному директору Питеру Уайту: "Мы поставили тебя сюда, потому что мы должны показать общественности, что у нас есть американец, который является банкиром".

В какой-то степени родословная и прошлое Эдмона, которые были для него предметом гордости, также стали проблемой, и по причинам, которые остаются неизвестными, Эдмон был обеспокоен тем, как его воспринимают в США. Ему стало известно, что в документах, появившихся в результате расследований в Италии в 1950-х годах, циркулирует вредная дезинформация о нем. И в июне 1966 года он написал длинное письмо Майклу Пичини, сотруднику посольства США в Риме, в котором нехарактерно поделился личной информацией: историей своей жизни, отношениями братьев (Эли все еще получал субсидию, "чтобы жить") и упоминаниями таких чиновников, как Вальтер Морейра Саллес, бывший министр финансов Бразилии, и Пьер Эдде, бывший министр финансов Ливана. "Я никогда не был арестован, обвинен, осужден или обвинен... в каком-либо преступлении в любой точке мира... Я никогда в жизни не совершал никаких действий, противоречащих закону". Он упомянул о высоких принципах морали, "которые всегда преобладали в моей семье". Соответственно, он попросил Пичини "провести самое полное расследование, не жалея ни сил, ни методов, чтобы добиться правды. Я считаю, что только так я смогу навсегда избавиться от своего положения". Он продолжил: "У меня нет ничего дороже моей чести и моего имени, и я готов посвятить все свое время и усилия их защите. Я уверен, что в соответствии с демократическими традициями вашей великой страны вы, как официальное лицо Соединенных Штатов, восстановите справедливость и пресечете любые дальнейшие попытки [нанести ущерб] моей репутации".

В то время как регулирующие органы накладывали ограничения на деятельность его банка - кто может быть генеральным директором и владельцем, сколько он может давать в долг, - Эдмонд пользовался теми преимуществами и безопасностью, которые они обеспечивали в США. Каналы в США были формальными и прозрачными. Опасности, связанные с более слабым регулированием или его отсутствием, стали очевидны в Бейруте той осенью. Банк Intra, основанный в 1950-х годах агрессивным палестинским предпринимателем Юсефом Бейдасом, быстро рос и привлек тысячи вкладчиков со всего Ближнего Востока. В его активе были ближневосточные авиакомпании и недвижимость по всему миру, включая отель Phoenicia в Бейруте и офисное здание на Пятой авеню, 680 в Нью-Йорке. К осени 1966 года на долю Intra приходилось 15 процентов банковских вкладов страны. Поэтому, когда 14 октября 1966 года Intra прекратила выплаты, разразился финансовый кризис. Ливанские власти, очнувшись от дремоты, приказали закрыть все банки в Бейруте, включая BCN. Эдмон прилетел в Бейрут с достаточным количеством денег, чтобы расплатиться с каждым вкладчиком, и с нетерпением ждал возможности вновь открыть свои двери, не желая показывать слабость и создавать трудности для своих клиентов. Но он чувствовал, что если он бросит вызов властям, евреи Бейрута пострадают от ответной реакции.

Бейрут оставался важной частью все более сложной и переплетенной деловой и общественной жизни Эдмонда. В апреле 1966 года, посещая город, он вместе с Джеком и Дорис Вааге из компании Manufacturers Hanover, а также Генри Крайем и его женой отправился на шоу в Casino du Liban. В том