Воспоминание об этих довольно подробных разъяснениях Олега мелькнуло в мозгу мгновенной и очень яркой вспышкой, внутри меня возникло вдруг понимание сути иай учи. Я и так был просто переполнен силой и желанием драться, а после этой вспышки – как будто вообще сошёл с ума. Я бежал над пропастью по узкому бревну, и мне навстречу бежал мой яростный противник. Смертельный поединок закончится очень быстро, один взмах мечом, один миг – и кто‑то из нас умрёт. Может быть – оба. Вложить всего себя, полностью, до конца в этот решающий миг! Миг длиною в целую жизнь…

Костёр боевого танца превратился в пожар. Мой боккен со зловещим свистом рассекал воздух, заразившись моей решимостью, он тоже стремился к иай учи. Казалось, что боккен, соединившись с Камнем, вот–вот превратится в волшебный Лунный Меч, и я чувствовал, что мои удары наполнены сегодня необычайной, новой для меня силой. Меч добавлял свою волшебную силу к моей, и эта небывало возросшая сила умножалась такой же небывалой решимостью. Которая в свою очередь тоже подкреплялась силой.

Сила и решимость, увеличивая друг друга, нарастали лавинообразно, неудержимо, пугающе, казалось, что вот–вот произойдёт взрыв! Это не могло продолжаться бесконечно, но и прекратить я тоже уже не мог. И, главное, не хотел…

К счастью из состояния боевого транса, восторженного самосжигания меня вывела Лапушка, цапнув за босую ступню. Не очень сильно (сильно Лапа вообще никогда не кусалась), но вполне ощутимо.

Я не сразу понял, что произошло, но всё‑таки стал приходить в себя после укуса.

Длилось всё это, скорее всего, совсем недолго, какие‑то мгновения, но в памяти эти считанные мгновения растянулись чуть ли не в Бесконечность. Я медленно возвращался в старый, привычный мир, открывая для себя заново, узнавая и не узнавая его. Как будто впервые слышал звуки, видел цвета предметов и их формы, с наслаждением вдыхал запахи. Я ощущал себя заново родившимся, вернувшимся в этот мир уже другим человеком. И сам этот мир как‑то неузнаваемо изменился. Он был насквозь пронизан неслышными ухом, но при этом явственно ощутимыми Звуками. Эти величественные Звуки сливались в изумительной красоты и совершенства аккорды, в Божественную музыку Вселенной.

Ощущение было такое, как будто всю жизнь прожил слепым и глухим, но вдруг разом очнулся от глухоты и прозрел. И меня просто ошеломила невыразимая никакими словами Красота моего мира. Которую я просто не замечал раньше.

Может потому, что раньше я жил в другом мире. Пусть совсем чуть–чуть, но другом.

Лапушка на всякий случай куснула меня ещё раз, и я очнулся окончательно. Острое ощущение счастья, новизны знакомого и привычного мира исчезло. Я попытался удержать его, хоть на миг – куда там… Ко мне вернулась способность соображать, а вместе с ней – боль утраты, горечь расставания.

— Чучундра ты, Лапушка! Крыса банановая!

Обиженная кошка побежала жаловаться маме. Мама тут же появилась в комнате, и при виде меня удивление на её лице тут же сменилось тревогой. А затем – страхом.

И только тут я тоже наконец испугался. Как обычно, задним числом, когда опасность уже миновала. Но испугался глубоко, до ледяного озноба, до мурашек по всей коже.

До меня дошло наконец, что я только что был не совсем здесь, и что возврат в этот мир произошёл для меня не мгновенно и очень непросто. И произошёл только благодаря Лапе. А что было бы, если бы Лапа не вмешалась?

Мама всего этого не могла, конечно, знать, но разве от неё что‑нибудь скроешь? К тому же я действительно совершенно не умел врать. Не только на словах не умел, все мои переживания и мысли явственно отражались у меня на лице.

— Максимушка, сынок, что с тобой? – только и смогла сказать мама.

— Мама, ну что ты, всё в порядке, – поспешно стал я её успокаивать, – просто я представил себя святившим самураем и немного увлёкся. А Лапка, крыса, меня укусила.

— Ужас, просто кошмарный ужас! – мама была напугана, но попыталась улыбнуться, поддержать мою неловкую попытку перевести всё в шутку, – Рявк! Иди завтракать, спятивший самурай. Да побыстрее, а то кошке придётся тебя ещё разок укусить. Правда, Пушенька? Что ты говоришь? Да! Конечно! Вон, какой уже большой котёнок, а ума… Глаз да глаз нужен… Спасибо, Лапатушечка… Ты у нас умница… Умница? Да, конечно, умница! Самая лучшая кошка…

Пока я завтракал, пришёл Сашка. Мама обрадованно стала его расспрашивать про наши с ним дела. Сашка – молодец, держался как надо, спокойно, уверенно и даже весело. Вроде бы и не обманывал, вежливо отвечая на настойчивые расспросы, но и страшной для себя правды мама от него так и не узнала.

Чтобы не мучить Сашку, я небывало для себя быстро оделся и торопливо вытащил его за дверь, на ходу как можно беззаботнее кивнув маме и Светульке. Выйдя из подъезда, я, как обычно, обернулся и помахал маме, которая глядела на нас в окно, и в её взгляде была так и не растаявшая до конца тревога.

И тут только я вспомнил, что не взял Камень. Так и оставил его в рукояти боккена. Тревога колючей занозой шевельнулась в сердце и… растаяла. Я был уверен в себе, мне больше не нужна была ничья помощь. Даже помощь Луны.

По дороге я немного рассказал Сашке о новых “острых” ощущениях, которые испытал сегодня, делая зарядку.

Рассказал далеко не всё. О своём запоздалом испуге, о том, что Лапушка, возможно, спасла меня от чего‑то непонятного и очень страшного, я умолчал.

Но Сашке хватило и услышанного. Его глаза горели, было видно, что ему тоже не терпится взять в руки боккен и попробовать самому ощутить лавинообразное нарастание силы и решимости. Он обязательно попробует. Ничего, пусть пробует. Я почему‑то знал, что если даже у него что и получится, это будет безопасно. Даже с Камнем. Откуда вот только явилось это знание, никак с логикой не связанное, я и понятия не имел.

И это тоже было чем‑то новым, чего раньше, в старом мире, со мной не случалось. Что‑то всё‑таки неуловимо изменилось. Осколки мира, перемешавшись, вернулись вроде бы каждый на своё место, но… Видимо, некоторые из них улеглись на своих местах немного не так. И из‑за этого мир не был теперь таким же непоколебимо прочным, как раньше. Теперь он всё чаще стал походить на иллюзию, на чей‑то сон. А во сне происходят порой очень странные вещи.

Или это не мир вокруг, а я сам не сумел до конца собраться воедино?..

Я решительно отбросил от себя “интеллигентские рефлексии”, спустился на землю и стал болтать с Сашкой о предстоящей контрольной. В химии он разбирался гораздо лучше меня. Я проверял себя, задавая вопросы и сам же на них отвечая, предоставляя своему другу поправлять меня, если где‑то запутаюсь.

Особой необходимости в этом не было, сегодня я был, как ни странно, очень хорошо готов к контрольной. Но мне нужно было чем‑то отвлечь Сашку: у входа на школьный двор стояло человек десять тайсоновских “шестёрок”. Во главе со своим вожаком. Нам предстояло пройти мимо них.