Но ничто не могло укрыться от глаз шпионов кардинала, и хитрость Бекингема не смогла обмануть их. Теперь под наблюдение попала и герцогиня де Шеврёз. Тем не менее она решилась пообещать Бекингему устроить ему свидание с королевой в ее покоях в Лувре. Было решено, что он появится там в одеянии так называемой «Белой дамы», призрака, который, по уверениям придворных, регулярно бродил по коридорам королевского дворца. Мари привезла герцога в Лувр в своей карете, хорошо знакомой часовым, а во дворец он вошел под видом итальянского астролога. Далее ей удалось провести влюбленного в молельню королевы, где они на несколько минут остались вдвоем, но свидание было почти тотчас же прервано неумолимой судьбой: в покои королевы влетел запыхавшийся лакей с сообщением о том, что по коридору идет покинувший свой кабинет король. Мари быстро вывела герцога из Лувра, хотя тревога оказалась ложной: Людовик прошел мимо комнат супруги.

Предусмотрительный де Ришелье направил к Бекингему тайного посланца с предупреждением, что, если герцог продолжит упорствовать в своих домогательствах, он будет убит. Вряд ли это охладило страсть Бекингема, привыкшего всегда добиваться цели своих желаний. Но подоспело время отъезда новобрачной из Парижа в Булонь с целью отплытия в Англию. По мнению Мари и Холленда, это путешествие предоставляло королеве и Бекингему последнюю возможность, так сказать, «увенчать их страсть». Двор выехал во всем блеске, ибо помимо новобрачной супруги английского короля его возглавляли королева-мать Мария Медичи и Анна Австрийская.

7 июня была сделана остановка в Амьене, городе, где вся власть принадлежала герцогу де Шольнэ, брату покойного де Люиня, исполнявшему за своего малолетнего племянника обязанности генерал-губернатора Пикардии. Мари немедленно отправилась к своему деверю и составила вместе с ним программу разнообразных увеселений, которые продлили бы пребывание двора и герцога Бекингема в городе. Король и де Ришелье удалились по делам во дворец Фонтенбло, причем камердинеру и конюшему Анны Австрийской был отдан приказ, чтобы они ни в коем случае не допустили частной встречи между королевой и герцогом.

Королеву разместили в особняке на берегу Соммы, к которой спускались обширные сады. Они были столь красивы, и погода столь великолепна, что вечером туда съезжался весь двор для прогулок по их живописным аллеям. Тем вечером королева пошла прогуляться, опираясь на руку Бекингема, Мари де Шеврез следовала за ней вместе с Холлендом. Уже начинало темнеть, и вскоре королева скрылась за поворотом аллеи, обсаженной живой изгородью. Внезапно раздался ее крик, призывавший на помощь, на зов бросились ее камергер и конюший. Они увидели Бекингема, стоявшего на коленях перед Анной Австрийской. Существует еще несколько свидетельств современников, утверждавших, что герцог в порыве страсти позволил себе преступить границы приличия и туалет королевы был в сильном беспорядке. Это событие немедленно обросло самыми скабрезными предположениями и слухами. Но следует верить принцессе де Конти, не отличавшейся высокой нравственностью, что она «гарантирует добродетель королевы от пояса до ее ножек».

Королева-мать, убоявшаяся скандала, потребовала прервать развлечения и на другой же день спешно выехать в Булонь. Более увидеться уединенно влюбленным не удалось. Проехав несколько лье в направлении Ла-Манша, Анна Австрийская рассталась с Генриэттой-Марией и отправилась в Париж. Когда она села в карету, Бекингем не сдержал чувств и поцеловал край ее платья. Анна поспешила поднести к глазам платок, дабы скрыть навернувшиеся слезы. Она была так потрясена, что возвратилась в Амьен и под предлогом нездоровья отложила отъезд в Париж. Тем временем кортеж, прибывший в Булонь, обнаружил, что море разбушевалось и надо дожидаться, когда оно успокоится. Успокоения пришлось ждать более недели, и все это время между Амьеном и Булонью сновал доверенный камердинер королевы Лапорт, причем Анна зашла настолько далеко, что попросила губернатора города держать ворота города открытыми круглые сутки, чтобы у посланца не было препятствий.

Эта переписка настолько вдохновила Бекингема, что он под каким-то предлогом вернулся в Амьен, дабы увидеться с королевой наедине. Накануне она чувствовала себя настолько неважно, что попросила лекаря пустить ей кровь – универсальное средство того времени от всех хвороб. Поэтому Анна Австрийская приняла герцога в присутствии нескольких придворных дам, и свидания не получилось. Вечером она передала герцогу письмо и небольшой ларец. В письме королева умоляла его поскорее уехать, а в ларце лежали подаренные ей мужем двенадцать алмазных подвесок, закрепленных на банте – подарок на память. На следующий день Бекингем попрощался с королевой совершенно официально в присутствии ее двора. Он отправился в Булонь, а Анна – к мужу в Фонтенбло. Там ее ожидал взбешенный Людовик, которому уже донесли о происшествии в Амьене, и теперь ей предстояло выносить все последствия необдуманных поступков Бекингема. Первым делом король уволил конюшего Пютанжа и камердинера Лапорта, единственных людей в штате королевы, истинно преданных ей – все прочие были осведомителями де Ришелье.

Мари де Шеврёз не стала сопровождать свою повелительницу, как того требовали ее обязанности старшей фрейлины, а упросила мужа взять ее с собой в Лондон. Тот пытался было отговорить ее от этой затеи – Мари пребывала на девятом месяце беременности, а пересечение Ла-Манша в таком положении представлялось делом нешуточным. Но ей было не впервой поставить на своем, она разразилась безутешными рыданиями, и Клод де Шеврёз сдался. 22 июня состоялось, наконец-то, отплытие. Музыканты и певцы из кожи вон лезли, чтобы заставить французскую принцессу забыть горечь расставания с родиной и неудобства морского путешествия, Клод де Шеврёз занимал ее своей болтовней, а в их супружеской каюте Мари тем временем предавалась любви с Холлендом. Через сутки судно причалило в Дувре, где свою юную жену встретил Карл I. В Лондоне свирепствовала чума, уносившая ежедневно по нескольку сот жизней, поэтому общество направилось в Ричмонд.

Мари блистала в высшем обществе Лондона. Она поражала дам, сводила с ума мужчин и испробовала свои чары даже на Карле I, вырвав у него обещание, что пункты брачного контракта, касающиеся соблюдения прав католиков, подлежат обязательному исполнению. Герцогиня заставила английских дам признать, что все местные красавицы – ничто по сравнению с ней, и потрясла общество купаниями в Темзе, не обращая никакого внимания на свое состояние. Закалка, полученная ею в детстве в водах родного Эндра, похоже, сулила сохраниться на всю жизнь. Она ничуть не стеснялась своей связи с Холлендом, буквально выставляя ее напоказ. Как писал Ришелье епископ де Менд, его родственник, «я стыжусь бесстыдства мадам де Шеврёз и слабости ее мужа, она столь велика, что являет собой настоящее бесчестье». Он же писал позднее: «Похоже, что наши женщины прибыли сюда укреплять распутство, а не религию». Тем временем Клод де Шеврез ошеломлял лондонцев своими бриллиантами и самоцветами, которыми была украшена упряжь его лошадей. Англичане признавали, что чепраки на его скакунах были «самыми красивыми из всех, когда-либо виденных ими».

Из писем епископа Мендского и посла де Сильера кардинал де Ришелье сделал вывод, что у Франции теперь нет в Англии большего врага, нежели Бекингем, которого сделала таковым неутоленная любовь к королеве. Он также начал понимать опасность, исходящую от Мари де Шеврёз, хотя в письмах шутливо называл ее «Шевретт»[41]. Его преосвященство беспокоило затянувшееся пребывание Мари в Англии, ибо Холленд преданно служил Бекингему, так что нетрудно было представить себе, какие интриги против Франции плелись в туманном Альбионе.