дома. Будь проклята моя судьба! Ладно, иди, пока я не передумал.

Когда Шольц отошел на несколько шагов, Нене хриплым голосом крикнул ему в спину:

– Эй!.. Проползи под грузовиками, если что. Твоя задача сбить со следа тех, кто может за тобой следить.

– Не беспокойся! Иди в душ.

Гансу Шольцу не понадобилось прятаться и заметать следы – никто в его сторону даже не посмотрел, и спустя полчаса они уже летели над песками.

– Спасибо, что помог! – Репортер сжал плечо Дюпре.

– Буду надеяться, что не раскаюсь.

– Я тоже… Слушай, может, окажешь мне последнюю услугу?

– Какую еще?

– Отвези меня к туарегу.

– Даже не проси!

– Пожалуйста!

– Сказал же, нет.

– Но почему?

– Он мне поставил условие, чтобы я был один, и я не хочу подвергать опасности жизнь людей из-за твоего каприза взять интервью, которое все равно не опубликуют.

– Есть другие газеты.

– Сомневаюсь, что найдется хоть одна газета, которая будет враждовать с Алексом Фаусеттом. Самое лучшее, что ты можешь сделать, так это убраться подальше и переждать, пока Фаусетт забудет о тебе. Я его знаю много лет, он не позволит, чтобы кто-то рыл под его доходное дело.

– Ты вроде вчера говорил, что завязываешь с этой работой.

– То, что завязываю, не значит, что я собираюсь с кем-то воевать. Тут много хороших людей. Не все же, как Алекс Фаусетт. Например, Ив Клос – человек замечательный.

– Тогда почему он ничего не делает?

– А что он должен делать? – недовольно спросил Нене. – Передать Марка Милошевича туарегам, чтобы те высекли его и отрубили руку? Самое плохое в этом клубке, что не существует никакого решения, которое удовлетворило бы все стороны. Это тот случай, когда все в чем-то правы, но ни у кого нет здравого смысла. Я трое суток провел без сна, ворочался, ворочался, но так и не нашел выхода.

– Я мог бы попробовать поговорить с этим туарегом и убедить его все взвесить и пересмотреть решение. В конце концов, я человек нейтральный.

– Ты не являешься нейтральным человеком, и у него нет ни малейшего желания передумывать. Этот туарег верен своим законам, которые передавались из поколения в поколение. Мы живем в мире, который постоянно меняется, а мир туарегов незыблем.

– И какой из них лучше?

– Ни тот и ни другой. Идеальным был бы мир, где меняются технологии, а высокие моральные ценности остаются прежними. Но это чистая утопия! – Нене Дюпре сделал паузу, потом добавил: – Единственное, что я могу сделать, так это высадить тебя на некотором расстоянии от колодца и спросить туарега, захочет ли он поговорить с тобой.

– Мне это кажется неплохой идеей.

– Но рискуешь ты серьезно.

– То есть?..

– А то, если я по какой-то причине не вернусь или вернусь, но не найду тебя, ты останешься один посреди пустыни, что будет означать верную смерть.

– Да уж….

– Выбор за тобой, и принять решение ты должен быстро. А сейчас смотри – это последнее обитаемое место в этой дыре.

Впереди были кучка глиняных хижин и с полдесятка покрытых пылью пальм.

Австриец присвистнул:

– Не бог весть что!

– А тут кругом – не бог весть что. Хочешь, высажу тебя здесь?

– Мечтаю! Как я потом вернусь в цивилизацию?

– А это твоя проблема, не моя. По крайней мере, тут безопаснее, чем в палаточном городке. Через эту деревню обычно проходят караваны с солью, направляющиеся на юг. За сотню, а то и меньше, тебя доставят в какое-нибудь мало-мальски цивилизованное место.

– Прекрасная перспектива!

– Как раз для тебя. Кто тебя заставлял лезть в не свое дело?

– Никто, но я, прежде всего, журналист. А когда журналист видит что-то такое, о чем должны знать все, его обязанность – рассказать об этом.

– Ага, расскажи! Расскажи! Ну что, высаживаю? Твоему вдохновению тут ничто не помешает. Потом тебе придется провести три дня на спине верблюда под солнцем, плавящим камни. – Нене искоса посмотрел на австрийца и с нескрываемой издевкой сказал: – Вдобавок ко всему твою писанину никто не будет публиковать.

– Кто-нибудь да опубликует, будь уверен.

– Давай, давай, решайся: или здесь позагораешь, или чуть подальше, но там велик риск умереть от жажды в полном одиночестве.

– Слушай, ты серьезно?

Нене покачал головой:

– А ты намного глупее, чем кажешься… Тебе не приходила мысль в башку, что я могу оказаться в сговоре с Фаусеттом? Выброшу тебя в таком месте, где никто не сможет найти…

– Да, приходила, – признался журналист. – Это было первое, о чем я подумал…

– И?..

– Ты не похож на убийцу.

– А на кого похожи убийцы?! – с неожиданной злостью спросил француз. – У них прямо на лице написано, что они собираются убить человека? Такое только в кино бывает, да и то в старом. Как только злодей появится на экране, сразу знаешь, что он собирается задушить девушку… Ладно, закрыли тему.

Дальше летели в молчании. Шольца завораживал пейзаж внизу. Огромные дюны сменились каменистой равниной, потом на горизонте возникли зубчатые очертания небольшой горной гряды. Нене Дюпре отклонился к юго-западу и через несколько минут показал на темную точку километрах примерно в десяти.

– Там колодец, – сказал он. – А ты останешься здесь.

Они начали снижаться. Колодец, пальмы рядом с ним и далекие горы исчезли из виду, и австриец забеспокоился. До него дошло, что он останется посреди раскаленной солнцем пустыни, где даже глазу не за что зацепиться.

– О боже!.. – невольно воскликнул он.

– Всегда ненавидел произносить это: «Я тебя предупреждал», – усмехнулся Нене Дюпре. – Однако предупреждал я тебя серьезно.

Он вытащил из вертолета небольшой рюкзак, к которому была привязана фляга с водой.

– С этим ты можешь продержаться пару дней. Если я завтра утром не вернусь, держи направление на заход солнца и часа через два или три доберешься до колодца.

– Ты что, собираешься оставить меня здесь на всю ночь? – У Шольца округлились глаза.

– Кабы знать…

– А звери?

– Звери? – удивился Нене. – Какие звери? Ты действительно считаешь, что существуют настолько глупые звери, чтобы тусоваться в таком месте?

Шольц огляделся:

– Твоя правда. Но все же постарайся вернуться этим же вечером.

– От меня это не зависит… Удачи!

Когда вертолет поднялся в воздух, австрийцу стоило больших усилий сдержать слезы. Еще утром ничего не предвещало, он считал, что достиг невероятного профессионального успеха, отправив материал в агентство, но вместо рукоплесканий потерял работу, а теперь, не исключено, умрет ужасной смертью. Несколько минут он стоял неподвижно, не зная, что делать, потом подобрал рюкзак, вскинул на плечо и зашагал туда, где скрылся вертолет.

Нене Дюпре не нужно было оглядываться, чтобы убедиться: журналист пойдет к