— Вы в самом деле считаете это необходимым, отец Гомес?

Ответом ей была обидная и высокомерная гримаса.

— Запись заклинания — обычная процедура в двадцать первом веке. Вас это беспокоит?

«Ясное дело, меня это беспокоит, тщеславное дерьмо», — подумала Одри.

— Нет. Все в порядке.

Отец Гомес поставил камеру на комод, стоявший у стены, на которую смотрел Дэниел, навел объектив, отрегулировал резкость, нажал кнопку записи и вернулся на место.

— Начнем, пожалуй. Камера уже работает. Вы можете про себя молиться за Дэниела, но повторяю последний раз: не вмешивайтесь ни во что ни при каких обстоятельствах, кроме тех случаев, когда я сам об этом попрошу.

— Я так и сделаю.

Заклинатель духов встал слева от Дэниела и указал Одри, чтобы та отошла в другую сторону. Психиатр видела, как отец Гомес взглянул в объектив камеры. Он буквально светился глупым самодовольством, даже пригладил волосы, как будто готовился к конкурсу мужской красоты, а не к сражению с дьяволом. Наконец он достал из кармана книгу с текстами для экзорцизма и, закрыв глаза, начал молиться про себя. Закончив подготовительную молитву, он перекрестился, призвав Одри сделать то же самое, и произнес:

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа… Вы должны отвечать «аминь».

— Аминь.

Протянув руки и раскрыв ладони, заклинатель духов продолжил:

— Бог, Отец Всемогущий, который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины[14], да пребудет с нами. — И, повернувшись к Одри, добавил: — И с твоим духом.

— И с твоим духом.

— Дэниел, я прошу у тебя разрешения изгнать бесов, которые терзают тебя. Ты согласен?

Дэниел не знал, что ответить. Поэтому он посмотрел на Одри, которая кивнула головой и прошептала: «Скажи „да“».

— Да… Да.

Экзорцист взял горсть соли, которую он бросил в сосуд со святой водой:

— Мы уповаем на тебя, Отец Всемогущий, который благословил в доброте своей эту соль, созданную Тобой. Ты приказал пророку Елисею бросить ее в воды иерихонские, и сделалась вода здоровой. Помоги нам, Господь, чтобы, окропив себя этой водой, смешанной с солью, мы избавились от дьявольских козней и Святой Дух пребывал с нами во веки. Во имя Господа нашего Иисуса Христа…

Отец Гомес вновь взглянул на Одри. Но та не сказала «аминь». Она была погружена в себя.

— Отвечайте «аминь»! — зашипел отец Гомес.

— Аминь.

Побагровев от злости, экзорцист перешел к литаниям, но, срываясь с его губ, сладкие слова молитвы отдавали горечью:

— Дорогие братья, мы усердно просим о милосердии Бога, чтобы при заступничестве всех святых услышал Он зов Церкви о помощи нашему страдающему брату Дэниелу.

Старик и в самом деле страдал. Но злому духу, сидевшему у него внутри, похоже, все было нипочем. Пока Одри даже не наблюдала никаких признаков его присутствия.

— Опустимся на колени, чтобы начинать литании, — произнес заклинатель духов. — Не ты, Дэниел.

Дэниел и не смог бы встать на колени, даже если бы очень этого захотел, — ремни не давали ему пошевелиться. Он был крепко привязан к кровати. Садовник вспотел: пот катился со лба и заливал глаза. Он с мольбой взглянул на Одри, и та уже готова была вытереть ему пот, но вовремя остановила себя, сообразив, что в таком случае экзорцист вышвырнет ее из комнаты. Не в силах выносить страдания старика, Одри уставилась в пол.

— Господи, помилуй. Господи, помилуй…

Отец Гомес начал монотонную бесконечную молитву, в которой молил Бога, Пречистую Деву, ангелов и всех святых заступиться за Дэниела. Просьба заканчивалась словами: «Христос, внемли нам».

Все произошло тогда, когда у Одри уже заныли колени и она снова подняла глаза на Дэниела. Он глядел на нее не мигая. Одри прочитала на его губах: «Я здесь» — и поняла, что демон вновь вошел в тело Дэниела. Гомес не заметил дрожи в ее ногах, когда сказал:

— Поднимайтесь. Господь Бог наш, всеблагой и всепрощающий, услышь нашу молитву и в милосердии Твоем избавь раба Твоего, Дэниела, которым завладел дьявол. Во имя Господа нашего, Иисуса Христа. Аминь.

— А… минь, — растерянно пробормотала Одри.

Душа старого садовника покинула комнату. В его тело вселилось существо, терзавшее его с тех самых пор, как сгорел монастырь. За этим пожаром тянулась цепь почти невообразимых событий, которая привела к сегодняшней схватке добра и зла. Два противника сошлись на поле сражения.

— Добрый вечер, отец Гомес, — сказал темный Дэниел. Он сказал это нарочито вежливо, с любопытством разглядывая ремни, привязавшие его к кровати.

— Наконец ты осмелился показаться, трус Сатана!

Одри надеялась, что экзорцист, почувствовав присутствие злого духа, не испугался. Она желала лишь одного — чтобы мужество не изменило ему, а его излишняя самоуверенность не привела к краху.

— Ты называешь меня трусом, священник?

Темный Дэниел продолжал дурачиться, но экзорцист ничего не ответил. Его этому учили. Он вцепился в книгу, которую держал в руках, и начал читать:

— «Под защитой Всевышнего, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью…»

— Ты не отвечаешь мне? Ты отказываешься слушать? — спросил Дэниел.

Отец Гомес повысил голос:

— «Ты, Господь, мое убежище. Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится, говорит Господу: „Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!“ Ты, Господь, мое убежище».

— Так думала и та девушка из Гватемалы… Что Господь — ее убежище. Бедная дурочка…

Заклинатель духов запнулся. Его молчание не продлилось и секунды, но Одри догадалась, что он чем-то встревожен.

— «Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы…»

— Она жила в том зараженном шалаше, — продолжал Дэниел вкрадчивым голосом. — Ей было всего двенадцать. Помнишь?

Одри отошла от Дэниела подальше. Тот по-прежнему сидел на краю кровати с распростертыми руками. Но его сходство с распятым Христом казалось сейчас кощунственным. Дэниел излучал почти осязаемое зло, которым Одри боялась заразиться. Может быть, она опасалась напрасно. А может, и нет. Отец Гомес, напротив, был тверд. Хотя Одри могла поклясться: не будь у него в руках книги, он зажал бы уши, чтобы не слышать насмешливых слов Дэниела.

— «…перьями Своими осенит тебя, — голос священника сорвался на крик, — и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение — истина Его. Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень… Ты, Господь, мое убежище».