— Я… Я не знаю кто я.

— Это понятно. Сложно помнить кто ты, когда провел столько времени в небытие.

— Что значит в небытие? Я умер? Но как тогда мы разгова… Я что в аду?

— Не пугайся ты так. Ты умер, но это ненадолго. То, что ты видишь сейчас — это мир теней. Вернее сказать, доступный твоему восприятию уровень мира теней. Он пока что убог, но это тоже временно. Этот уровень твой и ты можешь подстраивать его под себя.

— Так со всеми происходит? Это жизнь после смерти?

— Что за вздор! Это шанс жить после смерти. И он выпадает далеко не всем!

— Почему я?

— Не буду лукавить — ты мне интересен.

— Тебе что-то от меня надо?

— Хватит вопросов! Для начала ты должен вспомнить кто ты!

Из темноты появилась костлявая кисть с длинными когтями — будто скелет протянул ко мне свою руку. Не успел я отстраниться, как она коснулась моего лба и произнесла: "Отныне я дарую тебе имя тень".

Воспоминания

Сильнейшая боль в глазах заставила меня сжаться в комочек и закричать. Эта была известная мне боль. Да и каждый её ощущал не один раз в жизни выходя из тёмного помещения на яркий свет. Вот только никто не испытывал её настолько сильной, какой испытал я. Так много времени было проведено в полнейшей темноте, настолько непроглядной, что обычный солнечный свет показался мне огнём, выжигающим глаза. Ощущения были, будто горящий факел прислонили к моему лицу и его пламя ринулось жадно пожирать все на своём пути, целеустремленно проникая в глазницы. Не знаю как долго длилась моя агония — по ощущениям она длилась вечность. Со временем глаза постепенно привыкли к свету и, вместе с облегчением, ко мне пришёл дар вновь увидеть мир живых. Сквозь пелену слез я увидел очертания до боли мне знакомого дома. Но почему он мне знаком? Что за наваждение влечёт меня к нему, убеждая в родственности и безопасности этого загадочного сооружения? Проморгавшись и протерев лицо рукой, я наконец-то смог разглядеть окружающий меня мир во всей красе. Передо мной, в окружении цветущих яблонь, стоял небольшой деревянный дом, смотрящий на меня двумя распахнутыми окнами. С правой стороны, похожее на наскоро возведенную пристройку, к дому несуразно примостилось крыльцо. Дверь его была открыта, будто обитатели этого жилища давно меня заждались и оставили проход свободным, зазывая своего гостя поскорее войти внутрь. Выполненный из брёвен, не окрашенный, с покрытой соломой и мхом крышей, перекошенный, дом походил на руины. При этом какой-то неописуемый шарм, присущий только постройкам, возведенным собственноручно с любовью и заботой, убеждал в надёжности и нерушимости конструкции.

— Ты где? Пора обедать, — раздался из дома женский голос.

В окне появилась красивая молодая женщина. Черты её лица были строги — вздернутый островатый нос, тонкие губы, выразительные скулы и светло-русые вьющиеся волосы. Но несмотря на это она была притягательна. Она будто светилась, очаровывая и маня к себе как огонь манит мотылька. Её приветливая улыбка и ласковый взгляд голубых глаз казались родными и вызывали трепет в груди, словно я всю жизнь их знал и ждал этой встречи бесконечность.

Резкое шевеление листвы одной из яблонь, сопровождаемое глухим стуком падающих на землю яблок, вывело меня из задумчивости. Посмотрев по направлению источника шума, я увидел спрыгивающего с дерева мальчика. Ему было лет шесть. Белокурые вьющиеся локоны, подпрыгивающие при шевеление головой, недвусмысленно говорили о его родстве с женщиной. Родство прослеживалось и в остальных чертах лица — словно молодая копия женщины предстала предо мной. Только доставшиеся, по всей видимости, от отца карие глаза с играющими бесноватыми огоньками отличали его лицо не в лучшую, пугающую сторону. Мальчик, ловко приземлившись, с криком: “Мама, уже бегу”, - кинулся в сторону дома и скрылся в распростертых дверях.

Я хотел было направиться следом, но мир задрожал и, словно скрывшись в тумане, исчез. Вокруг вновь воцарилась темнота, но не успели глаза к ней привыкнуть, как резкая вспышка света представила моему взору новую динамическую картину. Всё окружающее пространство было заволочено пеленой и только в центре, будто через окно, я видел происходящие, бесконечно меняющиеся действа. Первое что я увидел — это тот самый белокурый мальчик, гоняющийся с палкой за кошкой. Он, достаточно нагнав жертву, кинул свое оружие словно копье, явно намереваясь попасть в животное. Картина исчезла незаметно, замененная новой, в которой тот же мальчик под дождём ходил вдоль пруда и бил по нему палкой. Картины стали меняться все быстрее. Передо мною мелькали моменты из жизни мальчика: его ссоры с родителями, издевательства над животными, попытки познать мир и суть бытия. Мальчик делал отвратительные поступки, но, тем не менее, заслужил мою симпатию. Даже более того, я поддерживал его интерес и стремление изучать неизведанное. Происходящее с ним казалось мне знакомым, словно я уже видел этого мальчика и знал что с ним произойдёт, но память отказывалась признавать это и не давала всплыть воспоминаниям. Череда воспроизводимых событий сближала нас все больше. Я начинал воспринимать его боль как свою. Его восторг и возбуждение при каждом вновь предпринимаемом опыте заставляли моё сердце трепетать. Каждая неудача отражалась досадой в моем сознании. Видения все ускорялись. Информация, словно неконтролируемый поток, хлынувший из прорвавшейся плотины, с ревом бушующей стихии ворвалась в мой мозг, который, казалось, вот-вот взорвётся под натиском все прибывающих знаний. Каждая доля секунды была наполнена разнообразными эмоциями и чувствами. Я осознал, что уже не понимаю где нахожусь. Мир вокруг превратился в бесконечный хаос, состоящий из перемешанных мгновений жизни одного единственного человека. Голова закружилась, ноги подкосились и в момент, когда я уже терял сознание всё остановилось на последних мгновениях жизни мальчика. Картинка сильно изменилась. Я не смотрел на него, как бы это не было странно — я смотрел его глазами. Передо мной стоял обнажённый парень одного возраста со мной. Лицо его, напоминающее чертами вороненка, было безразлично к происходящему. Только маленькие глазки, влажные от сдерживаемых слез, но одновременно выражающие злость, беспощадность и решимость, оживляли его образ.

— Я знал, что все этим кончится, но ты мне понравился с первого дня, — сказал он, подойдя ближе. — Дружба с тобой была мне ценна. Я правда тебя любил как брата. Тем больнее мне сейчас и тем весомее моё испытание. Вся эта тренировка была сделана для меня, оплачена моим отцом и стоила хороших денег. Здесь готовят лучших наёмников, а лучшим наемникам всегда много платят. Можно