— Я привел ее в дом, потому что она произвела на меня большое впечатление.

— Ах, впечатление. Как трогательно.

— Она мне нравилась.

— Как женщина, Наукарам? Как женщина?

— Да, именно так. И моя привязанность росла. Я был счастлив, когда она появлялась, а когда уходила — я печалился и ждал ее возвращения. Вы же сами знаете, какой она была.

— Я знаю, знаю, какой она была, лучше тебя знаю. Ты только смотрел на нее, только слушал ее голос, и вот, глядите, какой результат. Глубокоуважаемые гости, позвольте представить — перед вами влюбленный человек.

— Что вы знали о Кундалини, сахиб?

— Знать все — это не цель, это не предел. Но раз ты задал такой вопрос, то знай, мне было известно о ней достаточно много.

— А было ли вам известно, куда она шла, когда покидала нас?

— Ты имеешь в виду — на праздники? Конечно, к родным, к семье.

— У нее не было семьи. Она была еще маленькой, когда мать отдала ее в храм, и больше они не виделись.

— Ты ошибаешься, ты что-то напутал. О таком она рассказала бы мне.

— Почему же? Почему она должна была вам о таком рассказать? Она боялась, что вы все поймете неправильно. Она боялась вас.

— Ты лжешь. Чего тут можно неправильно понять? Я стал бы ее жалеть.

— Возможно. А возможно — презирать. Кто знает с точностью все заранее?

— Так где же она была?

— Я лучше не буду вам говорить.

— Наукарам! Я сегодня же вечером выброшу тебя из дома. Клянусь перед этими обезьянами. Куда она ходила?

— Она посещала тот храм, где выросла.

— Она выросла в храме?

— Да, а потом пришла в Бароду.

— Она жила в самом храме?

— В задней комнатке.

— И что она там делала?

— Служила богу, сахиб. Она была прислужницей бога.

— И почему я должен ее за это презирать?

— Я не могу больше ничего сказать.

— Нет уж. Наоборот. Ты расскажешь мне все. Не волнуйся, я уже почти трезв.

— Я больше боюсь вас, когда вы трезвый.

— Что происходило в храме?

— Она прислуживала не только богу. Но и священнику.

— Как? Убирала и готовила?

— Нет, по-другому.

— Ты хочешь сказать — как женщина? Что-то типа танцовщиц науч?

— Да, примерно.

— И я должен тебе поверить?

— Это правда, сахиб.

— И сколько времени это продолжалось?

— Я не знаю.

— А когда она возвращалась туда, то она опять со священником?..

— Нет, не думаю. Точно нет. Она сбежала от него, потому что он плохо обращался с ней. Поэтому она и пришла в Бароду.

— И ты от меня все это скрывал?

— Ей необходимо было возвращаться. Это было единственное место, где она себя чувствовала защищенной, даже несмотря на священника. Она скучала по храму и его атмосфере, скучала по временам, когда сидела перед божеством и обмахивала его опахалом. Это странно. Ей было там хорошо и уютно. Хотя он плохо обращался с ней.

— И ты мне ничего не рассказывал. Чувствую страстное желание тебя высечь.

— Мне и в голову не могло прийти, что вам это неизвестно. Вы знали ее гораздо лучше меня. Я только проводил с ней вместе пару часов на кухне. Иногда мы вместе ели. Иногда сидели на веранде, когда вы уезжали. Вы и сами знаете, как редко такое случалось. Как же мог я осмелиться заговорить с вами о тайнах, к которым вы были гораздо ближе меня.

45. НАУКАРАМ

II Aum Devavrataaya namaha I Sarvavighnopashantaye namaha I Aum Ganeshaya namaha II

— Ты перешел все границы. Это непростительно, что ты наделал. Как ты посмел разбалтывать мои тайны? Это предназначалось только для твоих ушей. Или лахья имеет право рассказывать все направо и налево? И расплачиваться на базаре добром тех людей, которые ему доверяют? Я ошибся в тебе, ты недостойный человек. Одно это уже отвратительно, а ты вдобавок оболгал меня, и твоя ложь теперь уничтожит меня в этом городе.

— В чем дело, в чем дело? Я никогда не лгу!

— Я уже тебе не верю.

— Кто-то оклеветал меня.

— Ну вот, ты опять лжешь. Я слышал все собственными ушами. Там был певец, который вначале исполнял бхаджаны. А потом стал петь стихи собственного сочинения, и они были уже совсем не святыми, они были вульгарны, на потеху публике. Он насмехался над ангреци и сардарджи, над похотливым стариком, который воспылал любовью к прачке и потому каждый день приносил свою одежду в стирку. Глупейшие тексты. А потом вдруг запел про слугу, который обманывал своего хозяина. О его любви к хозяйской бубу, девадаси, которая ловко пользовалась обоими. Я застыл. Вначале я думал, это совпадение, но вскоре понял, что это объяснение невозможно. Я ждал, что все зрители сейчас обернутся и будут разглядывать меня. Мне было так неприятно. И больно. Но это еще было ничто по сравнению с тем, что последовало. Бубу, с удовольствием пропел он своим мерзким самовлюбленным голосом, она родила ребенка, когда господин был в отъезде на несколько месяцев. Она убила младенца, а слуга помог ей закопать труп в лесу.

— Такого я ему не рассказывал.

— Значит, ты признаешь, что он узнал все от тебя.

— Это мой друг, я просил его совета. Я сомневался, как мне дальше записывать вашу историю. Это не так легко, как вы думаете. Иногда у меня опускаются руки. Я не упоминал никакого мертвого ребенка. Нет, подождите, подождите, я, кажется, догадываюсь, мертвая обезьянка, помните, которую Бёртон-сахиб сам закопал в саду, это вы мне рассказывали. Может быть, я говорил о похоронах обезьяны, согласитесь, это сумасшедшее окончание большого безумия, и для сравнения, понимаете, для сравнения сказал, что он похоронил животное словно собственного сына. Всего лишь безобидное сравнение.

— А потом, какие были потом безобидные сравнения? И кто за это в ответе. Кто?

— За что в ответе?

— За стихи этого шакала, которого ты обзываешь своим другом. В конце, мне ни разу в жизни не было так стыдно, они оканчиваются тем, что слуга отравил бубу. Потому что она отвергла его любовь, и ревность разрушила его. Он забрал ее жизнь, потому что не мог смотреть, как она лежит в объятиях его господина.

— Нет, я никогда не стал бы такое говорить. Я не стал бы даже предполагать такое. Вы запутались. История, которую рассказывал мой друг, это вовсе не ваша история. Возможно, его вдохновил мой рассказ, не буду спорить, наверняка вдохновил его, но он сделал вашу историю своей собственной.

— За мой счет.

— Да что вам за беда от болтовни какого-то манбхатта?