— Ну да, а для этого мне нужно оказаться в городе… В общем, там, где мои таланты оценят по достоинству.

— Для того, чтобы перестать быть слуясанкой, ты должна кое-что понимать, — сказал Броэрек. — Я не ожидаю от тебя ничего особенного, потому что мозги у тебя все-таки куриные, но на такую малость способна даже ты.

Деянира видела, что он не имел намерения оскорбить се. Просто говорил то, что думал. А думал он, что она — набитая дура.

— Хорошо, — произнесла девушка медленно, — так что я должна понять?

— Мы удерживаем Серую Границу, — сказал Броэрек. — Это не означает, что мы ведем постоянные кровопролитные войны. Это не означает также, что мы ненавидим наших противников. Но мир должен оставаться таким, каким мы получили его от наших предков. Серой Границе не следует с двигаться с места, а набеги троллей надлежит сдерживать. И все же время от времени происходят стычки. Как бы мы пи старались, погибают люди. Прислуге все это безразлично, но ведь ты не желаешь быть прислугой.

И он двинулся прочь от холма, насыпанного над братской могилой. Деянира следовала за ним, как привязанная. Она очень боялась заблудиться.

Броэрек не произнес ни слова до самого вечера, когда остановился на ночлег под большим деревом. Оно росло посреди равнины одиноко, как будто нарочно для того, чтобы под его густой кроной находили приют странники. Поблизости бежал ручей. Броэрек снял Деяниру с седла и помог ей сесть на землю. Ноги у девушки затекли, тело ломило. Она растянулась на траве, положила руки под голову, уставилась и небо. Закат безмолвно угасал, листва была уже черной. Броэрек поблизости возился с лошадьми, потом собирал хворост. Он ни о чем не спрашивал Деяниру, не требовал, чтобы она «выполняла женскую работу» — готовила ужин. Все делал сам, безмолвно и умело.

То ли вообще за человека ее не считает — в смысле, за дееспособного человека, то ли понимает, в каком она сейчас состоянии.

Это неизвестно.

Когда костер был готов, Броэрек навис над ней и сказал:

— Перебирайся ближе к огню. Ночью будет прохладно.

Она надеялась, что хотя бы сейчас он что-то объяснит ей, расскажет о том, куда они едут и как он намерен устроить ее судьбу, но заснула почти сразу. Она даже не доела кусок хлеба с сыром, так и провалилась в сон, сжимая бутерброд в кулаке.

Утром оказалось, что Броэрек закутал ее в плащ и положил ей под голову сапоги. Ой-ой, он ее разувал! Очень мило, конечно, с его стороны, но… Деянира предпочла бы обойтись без таких забот. Но как ему скажешь?

Когда она проснулась, он уже был на ногах. Возился с лошадьми. Как раз седлал лошадку Деяниры.

— Умойся и едем дальше, — приказал он. — Времени у нас немного.

Деянира хотела бы спросить — почему, но Броэрек уже отвернулся. Очевидно, у него мало времени. В конце концов, он на службе. Интересно все-таки, как он отпросился у Геранна, на какие дела сослался?

О том, чтобы снова сесть на лошадь, Деянире и подумать было страшно, однако она стиснула зубы и храбро позволила Броэреку усадить себя в седло. Вроде, ничего. Они двинулись дальше в путь.

Скоро впереди показалась стена пыли. И сколько ни всматривалась Деянира, нигде эта стена не прерывалась. Она немного колебалась, то выпячиваясь, то втягиваясь, но в общем и целом везде оставалась ровной. В высоту она достигала приблизительно двух человеческих ростов.

Это и была Серая Граница. Не пыль, как первоначально показалось Деянире, а туман. И за этим туманом — ничего. Сплошная пустота. Нечто непознаваемое. Нечто, готовое в любое мгновение разродиться опасностью.

Броэрек погнал коня вдоль границы. Казалось, он совершенно забыл о существовании своей спутницы. Густая полоса небытия — вот и все, что он видел, о чем помнил. Туман то и дело плескал под ноги его коню, и в этом ощущалось узнавание: граница хранила память обо всех, кто когда-либо нырял в ее мутные воды. Деянира пыталась представить себе все то, о чем днем раньше поведал ей Броэрек: как он вошел в гнилую сердцевину тумана и поднес к губам гнусавую троллиную трубу, как сквозь сумрак к нему вышли чужаки с узкими бесстрастными глазами, и как Броэрек сказал им:

— Я хочу, чтобы вы убили для меня человека.

Они продолжали равнодушно рассматривать его. Потом один из них пошевелил плечами, словно у него чесалось между лопатками, и гортанно крикнул:

— Хисара! Мое имя.

Броэрек лишь наклонил голову и промолчал.

Тот, который назвался Хисарой, приблизился к нему вплотную, и на Броэрека потянуло резким звериным запахом — как будто он стоял у водопоя, куда приходят дикие животные.

— Его зовут Хамурабид, — сказал Броэрек. — Мне нужно, чтобы вы устроили набег на какую-нибудь деревню. — И он назвал ту, где у Хамурабида была одна из наложниц. — Не убивайте там всех. Возьмите в плен одну-двух женщин.

Тролли засмеялись. Они подталкивали друг друга локтями, переглядывались, растягивали губы, но их глаза оставались безмолвными.

Броэрек продолжал:

— Когда Хамурабид поедет туда, подстрелите его. Я сам выведу его к вам под выстрел.

— Какую добычу мы возьмем? — спросил тролль Хисара. — Нам мало одного трупа и двух-трех женщин.

— Забирайте все украшения и железные вещи, — сказал Броэрек. — Все это ваше.

— Мы не успеем ограбить деревню, — с сомнением произнес тролль Хисара. — Нам будут мешать, если мы не убьем там всех.

— Я позабочусь о том, чтобы вам не помешали, — обещал Броэрек.

Они расстались, и Броэрек уехал обратно в замок, а граница долго еще волочилась за ним, туманными клочьями прилипая к ногам его лошади.

Тролли напали через пять дней, и Хамурабид отправился во главе малого отряда отражать атаку. Когда Броэрек с телегой, груженной стрелами и копьями, прибыл к деревне, там уже пылало несколько домов. Убитые — что ж, всегда бывают убитые.

Броэрек спрыгнул с телеги и побежал с мечом в руках туда, где кишели тролли.

Он заметил Хисару и еще одного из числа тех, кто были на переговорах. Для большинства людей и для всех эльфов тролли все на одно лицо, но только не для Броэрека. Вот кто привык замечать любую мелочь, любую деталь. Для Броэрека в мире не существовало двух одинаковых вещей, не говоря уж о живых созданиях.

Хисара тоже узнал Броэрека и весело закричал ему, размахивая руками. Броэрек молча набросился на него, и они успели обменяться несколькими ударами, прежде чем Хисара произнес:

— Знатно дерешься!

— Лучше, чем ты, — задыхаясь, сказал Броэрек.

— Это ты, брат, врешь, — захохотал Хисара. — Я поддаюсь.

— Зачем полдеревни сожгли? — спросил Броэрек. — Такого уговора не было.

— Тут уж как вышло, — ответил Хисара. — Да мы почти ничего и не сожгли.

— Сколько человек убили?