Золотой замок стоял посреди равнины, и орды нелюдей штурмовали его. Существа эти были намного сильнее и отвратительнее, чем те тролли, с которыми Броэрек привык сражаться «наверху». «Наверху». Так назывался тот мир, откуда все они пришли, и защитники золотого замка, и их враги. Нормальный мир, где жизнь течет по привычным законам и где видимость хотя бы иногда соответствует действительности. Здесь, «внизу», твердо судить о чем-либо или о ком-либо можно было лишь по местоположению. Например, защитники замка, — «свои», а те, кто атакует их, — «чужие». И совершенно не имеет значения, как они все выглядят.

«Наверху», в привычной жизни, люди и другие существа обладают постоянными отличительными признаками, и по этим внешним признакам можно с первого взгляда распознать: вот человек, вот эльф, а вот это — тролль с серой кожей и длинными мускулистыми ручищами.

«Внизу» любая видимость утратила изначальный смысл. Порой Броэрек не в состоянии был определить, с кем вообще имеет дело: с кем-то знакомым или же с человеком (человеком ли?), которого встречает впервые. У него хватало здравомыслия не тратить времени на выяснение личности и просто принимать происходящее как есть.

Таково уж было место, где он очутился.

Об этом месте говорили «внизу» для того, чтобы не употреблять слова «преисподняя». Потому что все, кто оказался здесь, были еще живы. Запертые в тоннелях, которые заканчиваются ничем, — тупиком или пустотой, — загнанные в ловушку непрекращающейся войны, они оставались живыми до тех пор, пока их не настигала бессмысленная смерть. Вот тогда им даровалась свобода.

И, как и «наверху», никто не знал наверняка, куда уходят погибшие. Непреложным оставалось одно: они уходили навсегда. Как и полагается мертвым.

Когда Броэрек только-только появился здесь, поначалу он даже не ощутил разницы. В мир вечной войны Броэрек попал в разгар битвы за замок Гонэл. Все, что он помнил из своей прошлой жизни, было — кровавый туман, застилавший рощу, и тролли, выскакивавшие из тумана со всех сторон, и стрелы, впивавшиеся в стволы деревьев. И еще властный свет, засиявший вдруг впереди.

В этом сиянии заключалась великая жизненная сила. Евтихий, оруженосец Броэрека, показал на источник света рукой и выговорил: «Туда!». Броэрек разобрал слово лишь по движению его губ.

Броэрек едва держался на ногах. Туман душил его, заползал под веки, выжимал кусачие слезы из глаз. Разболелись раны, которые вроде бы успели зажить.

Неожиданно Броэрек понял, что Ратхис — фэйри, в которую он влюблен, — вряд ли отвечает ему взаимностью. Она попросту смеялась над ним. И в замке наверняка об этом все знали. Все, кроме самого Броэрека.

«Конечно, я глуповат, — с болью в сердце думал он, пробираясь вперед в густом сером мраке. — Я незаконнорожденный, я никто. Если бы не великодушие Геранна, моего брата и господина, я так и остался бы сыном безвестной служанки. Что я могу дать женщине? Ратхис не любит меня. Она меня дразнит. Фэйри всегда так поступают. Раньше я в такое не верил. Но теперь верю».

— Вперед! — кричал поблизости невидимый в густом тумане Евтихий. — Вперед, туда, к ней!

«К ней?» — недоуменно повторил про себя Броэрек. Он по-прежнему думал о фэйри.

При расставании Ратхис подарила ему пестрый лоскут ткани — свою одежду. Броэрек постоянно носил подарок возлюбленной с собой. Маленький комочек тончайшего шелка, пригревшийся за пазухой, точно щенок. «Когда ты станешь из сводного брата родным, подними мое платье как стяг, и самая красивая женщина твоего племени станет твоей союзницей», — сказала фэйри.

Что означала эта странная фраза? Чем она являлась в действительности: советом, обетованием, насмешкой?.. Проявлением сострадания к влюбленному недотепе? А самое печальное — то, что невозможно спросить об этом саму Ратхис. Потому что фэйри, скорее всего, вообще не помнит собственных слов.

Туман начал постепенно рассеиваться, в тяжелых кровавых лужах засверкали золотые искры. Величественная женская фигура высотой в два с половиной человеческих роста, с алмазным мечом в руке, с копной роскошных белых волос, ниспадающих на плечи и спину, отбивалась от сотен троллей. Они наскакивали на нее и падали во множестве — меч и свет уничтожали их.

Броэрек помчался к чудесной воительнице в твердой уверенности, что Евтихий — где-то неподалеку.

…Имя Евтихия было первым, которое Броэрек произнес, очнувшись.

Его никто не услышал. Броэрек с трудом открыл глаза. Туман опять сгустился, приближалась ночь. В такой пасмурный день трудно было определить, долго ли до заката. Часа два, быть может. Битва уже закончилась. В воздухе сгустилась тишина, и слышно было, как по листьям бродит мелкий дождик.

Броэрек попробовал встать, но понял, что прирос к земле. Вся правая сторона груди налилась тяжестью. Бывают же на свете такие люди, которых судьба предпочитает изводить постепенно!.. Нет чтобы сразу стрелу между бровей — и в геройскую могилу… Сперва Броэреку распороли левый бок, а потом, не дав толком оправиться от прежней раны, ударили мечом в грудь и, кажется, задели правое легкое.

И все-таки он был еще жив.

Он долго собирался с силами, чтобы приподняться. Темнело на глазах, и все же Броэрек сумел различить склон холма и башню наверху. Он не узнавал местность, однако сейчас это не имело значения. Ему следовало добраться до башни и дать о себе знать. Очень медленно Броэрек перевернулся так, чтобы опираться на локоть, и сделал первый коротенький шаг — на четвереньках. А потом упал и долго лежал лицом вниз.

Неожиданно тучи расступились, и долгий луч протянулся к замку. Должно быть, закатный свет создал удивительную иллюзию: Броэреку вдруг показалось, что замковая башня выстроена из чистого золота. Она вся горела победительным пламенем, возвышаясь над равниной, залитой жидкой грязью и забросанной обломками телег, доспехов и оружия. На какой-то миг Броэрек подумал, что перед ним — та чудесная великанша из света.

— Евтихий! — снова позвал Броэрек.

Но ответа не последовало.

Он передвинулся еще чуть-чуть и снова упал. На сей раз он явственно ощутил на себе чей-то взгляд. Собравшись с силами, Броэрек поглядел по сторонам.

Никого.

Пустое поле боя, жалкие клочья земной жизни — и над ними царственное солнце, исчезающее в пышных тучах.

Еще один маленький рывок вперед и вверх, к башне. Наверху зажегся огонь.

Ночь застала Броэрека на середине склона, а тусклый рассвет — у самых ворот. И когда Броэрек израсходовал последнюю каплю силы, ворота башни раскрылись, оттуда вышли незнакомые люди и подобрали раненого.

* * *

Они совершенно не были приспособлены для той жизни, которую здесь вели. Броэрек начал это понимать, едва лишь оправился настолько, чтобы вставать с постели. В первые дни он вообще ничего не замечал, молча и бессильно принимал все заботы о себе, немного ел, немного пил и очень много спал.