всё вынюхивал. Ох и чуткий же пёс был, на охоту его всегда с собой брали. Птицу и зверя хорошо было с ним бить. Да-а, застрелили его турки, – проговорил он, вздохнув. – Когда хутор наш на Буге ироды жгли.

– Тихо все! – рявкнул вдруг Афанасьев. – Вона, глядите, знак от Бегова подали, машут нам, – видать, увидали его люди кого-то. С их берега-то лучшивее вся северная сторона проглядывается!

Прошло немного времени, и вдали действительно показался конный отряд.

– Ничего не понимать, – пробормотал Курт, вглядываясь в приближающихся всадников. – Уходить больше, чем прийти, тут и семь десяток не быть.

– Странно, может, их на Исакче хорошо побили? – предположил Афанасьев. – Гляди-ка, Оттович, а в самой серёдке ведь вовсе даже не беслы едут. Вона возле седобородого в чалме около десятка совсем в другой одёжке, не как у них, а у одного какая-то замотанная палка в руках. Пропустим али бьём?

– Надо бить, – принял решение подпоручик. – В селе штурм, они могут ударить в тыл наш отряд. Только не спешить, Василий, пусть их больший часть мост перейти.

Передовой десяток османского отряда осмотрелся у моста и перешёл на противоположный берег реки. Беслы оглядывали подступы, словно бы чуя грозящую им опасность. Всё вокруг было тихо, даже слишком тихо. Вот высокий смуглый воин поднял руку и взмахнул ей, разрешая движение остальным. Передовой десяток проследовал дальше, а вот вступили на мостовые брёвна и кони основного отряда.

– Ждать, ждать! – держа витой шнур в руке, цедил Курт. Он чуть сдвинул сетчатую накидку с головы и напряжённо всматривался вперёд. На мост заходил уже четвёртый десяток всадников, и, подобравшись, подпоручик резко дёрнул свой шнур.

В оглушительном грохоте взлетели вверх брёвна, люди и кони. Тут же следом ахнули и направленные фугасы, установленные на обоих берегах. Рой свинцовых шариков и металлической обрези врубился в живую пока ещё плоть. Довершили разгром ружейные залпы, сбившие с ног животных и людей.

Горшков вскочил на колено и, положив разряженную фузею рядом, выхватил из кобуры пистоль. Прочь по дороге неслись трое. Курок ударил по огниву, высекая искру, руку дёрнуло, и тяжёлая пуля впилась лошади под лопатку. Она вздыбилась и, сбросив с себя всадника, упала на землю. Рядом, так же, как и Фрол, палили из своих пистолей ребята из его отделения. Южаков Иван, успевший каким-то чудом перезарядить своё ружьё, выстрелил, и теперь вдаль скакал только лишь один беслы.

– Ушёл, зараза! – процедил сквозь зубы Фадей и выстрелил из своего второго пистоля во вскочившего на ноги всадника. – Ловкий, хорошо с подстреленной лошади спрыгнул.

– Пленных не велено брать, – проворчал Горшков, защёлкивая на фузею штык. – Пойдёмте, братцы, проверим их. Всех волков был приказ на месте кончать.

– Вашбродь, тут вона чего! – крикнул один из проверяющих поле боя егерей. – Возле старика в богатом халате подранок лежит и палку к себе прижимает. Одёжа на нём самая обычная турчанская, не как у беслы, и малахая с хвостами на голове тоже нет. Приколоть его, что ли?

– Подожди, Валерьян, пойдёмте, господа, – кивнул офицерам капитан-поручик. – Поглядим, чего там интересного мои нашли.

Предмостовой участок выглядел страшно, именно в это место и были выставлены три направленных фугаса. Вылетевшие из них заряды разорвали прямо у мостовых брёвен около десятка тел, да и дальше покосили людей и животных. Обходя трупы и кровавые лужи, ротные офицеры и Курт подошли к тому месту, где лежало несколько человек, одетых не как султанские гвардейцы. На верхнем халате одного из них, седого старика, виднелись рваные клочки от пробоин и подтёки крови.

– Какой халат дорогой, и сапоги, – проронил Бегов, рассматривая убитого. – Ух ты! – Он наклонился и вынул из отделанных серебром ножен кривую саблю. – Вот это трофей! – зацокал он языком. – Чистый дамаск! А отделка какая! Гляди, Оттович, хороша?

– Хороший сталь, – подтвердил тот, рассматривая узоры на клинке. – А что говорить сам раненый пленный? – спросил он у стоявшего неподалёку егеря.

– Дык ничего он не говорит, вашбродь, – пожал тот плечами, – мычит только и палку к себе прижимает.

– Палка? А ну-ка? – Капитан-поручик отвлёкся от созерцания трофея и подошёл ближе. – Давай, давай, – потянул он древко у лежащего на земле турка, – не дури, всё наше по праву!

Раненый посмотрел испуганно на обнажённую саблю в руке русского офицера и выпустил древко из рук.

– Бунчук, что ли? – предположил поручик Дуров, помогая снять чехол командиру роты.

– Ядрёный корень! – ахнул удивлённо Бегов, рассматривая развернувшееся полотнище. – Да это же никак флаг алая! Вот это да!

На общем красном фоне дорогого шёлка в самом центре знамени был вышит зелёный овал с тремя серебряными полумесяцами. По краям у флага виднелась жёлтого цвета лента, обшитая золотой бахромой.

– Михаил, а ну-ка расспроси ты его, откуда же это такая красота взялась? – попросил своего заместителя командир роты. – Ты ведь у нас хорошо по-басурмански толмачишь. Ну давай уже, спрашивай, жуть как интересно!

Поручик присел на корточках возле раненого и, доброжелательно улыбнувшись, начал задавать вопросы на его языке. Испуганно озиравшийся турок замер, прислушался, что ему говорит русский офицер, закивал и начал быстро-быстро что-то лепетать.

– Его зовут Орхан, он байрактар этого убитого господина, – кивнув на лежащего неподалёку старика, перевёл Дуров. – Ого-о! – воскликнул он удивлённо. – Господа, он утверждает, что перед нами сам комендант османской крепости Исакча, Ахмед бек паша. Крепость взял штурмом наш высадившийся из судов отряд, а воины паши из разбитого гарнизона бежали в панике. Чтобы паша не попал в плен, его вывезли оттуда султанские гвардейцы. Ахмед бека, двоих его помощников, нескольких телохранителей и его, вместе с этим знаменем.

– Так чьё это знамя, какого оно алая? Спроси его, Михаил? – задал волнующие его вопросы Бегов.

– Это не знамя алая, это знамя всей крепости, это главное знамя Исакчи, – дословно перевёл ответ турка поручик.

– Обалдеть! – вскрикнул в возбуждении командир роты. – Братцы, мы крепостное знамя взяли! Братцы, ура!

– Ура-а! – закричали радостно егеря.

Байрактер приподнялся, встал на колени и, кланяясь, запричитал.

– Иван Ильич, турок о милости нас просит, – прислушиваясь к жалобным крикам, перевёл Дуров. – Просит его не убивать. Говорит, что он многое знает и может быть полезным, ведь он всё время был рядом с господином и многое слышал. А ещё он говорит что-то про казну крепости. Я не всё понимаю. Что-то про три кожаных мешка, набитых серебром, и суму с золотом. Теперь про какие-то две половины говорит. А-а, понял. Он утверждает, что их отряд разделился на две половины, и их с пашой половина поскакала вперёд. А вот другая половина, во главе которой был старший из беслы, немного