обычных шлюх. Они выглядят достаточно дорого, да и держаться так же. Отношения на ночь подходили Роману больше, чем завести любовницу или спать с женой, к которой он питал все отрицательные чувства, что только возможны.

Раз в две недели, по пятницам Роман, как по расписанию, приходил сюда и поднимался наверх с новой девочкой. Он и сам не замечал, что выбирал только шатенок с карими глазами. Они все безмерно любили его, потому что он оставлял толстые денежные стопочки на столике и больше половины уходило в их личные бескрайние карманы. Сначала Роман чувствовал к ним легкое отвращение, но потом все пошло, как должно быть. Он приходил сюда не от лучшей жизни, не для разнообразия. Ему было плохо, Роман не знал, как забыть о боли хоть на пару минут иначе. Было что-то необычайно тоскливое в том, что на пике так называемого удовольствия у него вырывалось: «Марина». Потом он уходил на балкон со стаканом виски и ждал, пока девчонки оденутся и выйдут из комнаты.

Роман решил, что его сможет спасти ребенок. Какой бы неприятной женщиной не была Вика, это был не только ее ребенок. Роман начинал задумываться о детях еще до того, как Вика забеременела. Он хотел ребенка, да и не одного, но все с Викой было не так, как должно было быть. Тем не менее, он решил, что ребенок сможет стать чем-то вроде нового смысла жизни.

Когда Вика ходила беременная и каждый божий день жаловалась ему на боль в спине, токсикоз и то, что ее живот растет как на дрожжах, Роман не чувствовал к ней ничего, кроме раздражения. Она сама решила рожать, а теперь рассказывала о своих муках, чтобы вызвать жалость и придать цену своим страданиям. Для нее беременность была именно страданиями. Вряд ли она вообще хотела ребенка, просто ситуация вынуждала действовать решительным образом. Пока не было видно живота, она хотя бы не ныла круглосуточно, но потом… Это были не просто жалобы, это были крики о помощи всем подряд. Она искала пути возвращения тонкой талии, а еще главное, чтобы не осталось растяжек на животе, как же она будет носить бикини!

Роман старался уходить в те моменты, когда она обращалась к небесам и осыпала их вопросами, за что женщина заслужила такие муки. По собственной инициативе Роман сходил с ней на УЗИ, он надеялся почувствовать к ребенку хоть что-то, только не вышло. Подумаешь черный комок внутри живота Вики… Роман решил, что ему нужно увидеть ребенка вживую, а не на экранах, может тогда что-то вздрогнет в его душе.

Вика была похожа на смертельно больную в последние месяцы своей беременности. Она почти постоянно лежала в постели с видом умирающей, к ней приезжали врачи чуть ли не каждый день, и она жаловалась на боли в спине. Она ужасалась размером своего живота, и ей казалось, что это ненормально, что он так сильно вырос, ведь она ожидала животик размером с маленькую подушечку.

В общем говоря, когда она попала в больницу и с горем пополам родила, это был счастливейший день для многих, кого она замучила своими жалобами. Роман сразу же приехал к ней в больницу в лучшую отдельную палату, где вокруг нее вращались десятки медсестер. Вика лежала там, как будто чуть не погибла ради него. Она описала свои роды, как самую страшную пытку и поклялась, что больше никогда не будет рожать. Принесли новорожденного. Врач сказала, что это здоровый мальчик, вес и рост в норме и он крайне похож на Романа. Только Роману так не показалось. Ему дали в руки красный живой ком со сморщенной кожей и ненормально маленькими руками. Он запищал и закрутился, Роман отдал его медсестре. В нем все еще не пробудились отцовские чувства.

Тест ДНК сделали сразу. Сын оказался его, Вика не врала. Теперь она чувствовала свою власть, свою победу и не выглядела бледной и убитой горем беременности. Прошла пара недель, и ребенок стал выглядеть получше, его назвали Димой. Все родственники и друзья приходили на него посмотреть и приносили подарки. Новоиспеченная мамаша не собиралась кормить ребенка или ухаживать за ним, для этого были наняты обученные няньки. Некоторое время Роман часто находился в детской. Он стоял у колыбели и смотрел на своего сына, иногда брал его на руки и прислушивался к себе, ожидая чувство родства, отцовскую любовь и привязанность. Он даже кормил его из бутылочки пару дней подряд, но ничего не изменилось. Сколько бы он не рассматривал его, сколько бы не качал на руках, ничего в душе не шевелилось. Единственное, о чем он думал, когда смотрел на сына: как бы все было иначе, если бы его родила не Вика. Если бы это был ребенок Марины, все было бы совсем не так…

Короче говоря, к Диме он не испытывал ничего. Он не хотел этого ребенка и не любил его. Тот факт, что его произвела на свет Вика, которую он терпеть не мог с недавних пор, только добавлял безразличия к ребенку. Окончательно убедившись в том, что ему не стать хорошим отцом, Роман почти и забыл, что у него есть ребенок. С ним возились няньки, они зачем-то отчитывались ему сколько он съел и что у него поднялась температура, а Роман лишь кивал головой и уходил.

Совсем не удивительным было и то, что Вика полностью отстранилась от своего сына. Она побаивалась его и испытывала прилив плохих воспоминаний, глядя на него. Он напоминал ей о худшей поре в ее жизни, которую ей хотелось забыть. Ребенок стал чем-то вроде игрушки для нее. Эту игрушку она показывала подружкам или родителям, когда они приезжали. Тогда Вика притворялась заботливой мамочкой и рассказывала, как плохо ребенок спит по ночам и что она не высыпается, хотя это все было ложью. Ребенок понадобился и для того, чтобы любопытные журналисты написали статейку о счастливой семье и жемчужном принце. На самом деле ребенок был не нужен обоим родителям, и каждый продолжал заниматься своими делами, словно ничего и не изменилось.

Глава 19

Любовь. Как можно уместить всю бурю противоречивых чувств, полное самоотречение, одержимость человеком и жуткую привязанность в одно слово из шести букв? Разве два чертовых слога могут выразить все, что оно значит? Лю-бовь. Звучит вполне неплохо, увы, не видно в этих буквах бездны, в которую проваливаешься в погоне за счастьем, не видно и ослепляющей страсти, и огромных воздушных замков,