Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удивительно, что поэты, композиторы, художники и прочие творческие личности посвящали всепоглощающему чувству любви самые прекрасные свои творения. Лучшие романтические стихи о любви, музыкальные произведения, которые затрагивают в душе самые потайные струнки — тоже. Чудеснейшие картины, великолепные дворцы и церкви — все это создавалось в честь Любви, так она увековечена. Почему любви отдают все самое красивое и светлое? Ведь глубоким заблуждением является то, что любовь чистейшее чувство из всех тех, что испытывает человек, что любовь дарит крылья, освящает твою душу и дает возможность вершить великие дела. Про другую сторону любви все умалчивают. Про неописуемую боль, про страдания и разруху, которую она приносит. Было бы куда логичнее посвящать такому обманчивому чувству, как любовь, похоронные марши, склепы, выполненные по лучшим готическим традициям, возможно, кошмарные картины, погружающие в животный страх своими жуткими мотивами.
Роман понял, что это такое остаться одному во всем мире. Его одолевало глубокое чувство скорби по прекрасным дням, когда он был счастлив. Теперь он понимал, ЧТО он потерял. Ведь он потерял не просто девушку, которую любил, он потерял смысл жизни. Только теперь он понял, что значит любить, что это не проходит, как бы ты не старался, что воспоминания выползают в самые неудобные моменты и забирают тебя в прошлое, в дразнящее прошлое, где все кричит: так больше не будет, ты сам все испортил, идиот.
Роман сидел в кабинете за очередной стопкой бумаг. Дела шли у него очень даже неплохо. Он посвящал проблемам бизнеса все свое время и определенные успехи бросались в глаза. Если раньше Роман с пониманием относился к людям, старался входить в их положение, то теперь ему было глубоко плевать. Он давал приказы, и если их не выполняли в срок, увольнял или лишал зарплаты. Ему не было жаль ни одной живой души и никакие слезы не трогали его оледеневшее сердце. Оказывается, если ты — бесчувственный мерзавец, можно заработать больше, чем ты мог представить. Снова компания Романа была в списке ведущих по всему миру, он открыл еще несколько новых направлений, и весьма успешно вся продукция заполняла рынок. Правда, теперь все, дрожали от его имени, секретарши перестали вертеть задницами и реветь. Все шло вроде и не плохо, но Роман просто не выговорил бы слово «хорошо». Все хорошее в его жизни кончилось много месяцев назад.
Когда он увлекся очередным отчетом, в его дверь постучали. Роман хотел крикнуть, чтобы шли к черту, потому что сейчас он был занят. Но не успел. Зашла женщина лет тридцати в странных широких брюках в плиссировку цвета фисташек, белой блузой с одним рукавом и нежно-кремовой шляпке. В руках она держала тонкую папку с бумагами и айпад. Насыщенно фиолетовые губы женщины легли в коварную улыбку, и она самовольно плюхнулась в кресло рядом с креслом Романа.
— Привет, Роман Аркадьевич.
— Привет, Регина, — он даже убрал бумаги, которые внимательно изучал, — хочешь кофе?
— Не хочу я ничего, — она повернулась, оставив руку на спинке кресла, как ненужную вещицу, и уставилась на картину. — Роман Аркадьевич, давно я у тебя не была, ты тут разнообразил интерьер. Ничего так смотрится. Хорошо, что выкинул свои полоски, а я тебе говорила, что с ума сойдешь. Ты же днями здесь сидишь, наверно, считал, что живешь в черно-белом фильме, а когда выходил на улицу удивлялся, что бывают и другие цвета. Так намного лучше!
Роман печально улыбнулся. Регина была не первой, кто заметил перемены в его кабинете. Вполне часто те, кто заходил сюда, говорили, что у него потрясающая картина, некоторые даже спрашивали автора, чтобы приобрести его работы. Роман отвечал им, что это эксклюзив и у них не выйдет. Раньше вместо картины Марины висели полосы знаменитого художника современности, за которые Роман отдал тысячи долларов. Удивительно, но прошлую картину никто не замечал, а теперь почти каждый замирал перед ней и говорил, что в этом что-то есть. В основном это говорили люди, которые были далеки от творчества, но однажды сюда зашла женщина в годах, она была искусствоведом из Лондона. Она долго смотрела на картину и в конце концов сказала: «Такие картины — редкость в наше время. В ней есть неподдельная, истинная страсть, а такое глубокое чувство передать на холсте чрезвычайно сложно».
— Я бы себе такую тоже дома повесила, — повернулась к нему Регина, — Что-то выглядишь ты не очень, Роман Аркадьевич, совсем себя не жалеешь.
— Я уже похож на ходячий труп? — усмехнулся Роман, он давно ни с кем не разговаривал в таком тоне.
— Больше на сидячий, хотя все равно, я считаю тебя единственным нормальным мужиком. Если бы я и переспала с кем-нибудь противоположного пола, это был бы только ты.
Регина улыбнулась, поддернув брови, и Роман даже выдавил улыбку. Он не улыбался уже полгода, может больше.
— Не волнуйся, я к тебе не подкатываю. А вот секретарша твоя новая ничего.
— Ладно, Регина, как там у тебя дела?
— У меня потрясающе, вот кота завела. А у тебя так себе, — она возложила на стол документы и айпад.
— Что все так плохо?
— Да не то, чтобы так и плохо, но опять начали трясти твое имя. Смотри, у меня отчет за три месяца здесь, можешь не открывать, я расскажу в двух словах. Никак не обошлось с подделкой нашего бренда, с этим мы быстро дела замяли. Потом, разумеется, парочка желтых газет. В основном всякие сомнения, от кого беременна твоя жена, здесь вроде бы тоже все в порядке, потому что эти же издательства после рождения ребенка публикуют статейки с заголовками: «счастливая семья».
— В принципе, ничего нового, правда же? — Роман пролистал распечатки статей: ни одна его не привлекла, и он не собирался их читать.
— Вот и нет. Как раз есть новинка. Помнишь, когда твое имя мололи на телевидение в последний раз?
— Лет пять назад.
Регина активно закивала головой и, сложив руки на столе, уставилась на Романе.
— Именно, тогда ты еще был холост и завидный жених. Я тебя, наверно, удивлю, но ты опять звучишь на