– Все свободны, – сказал он, поправил галстук и поймал Барбару за запястье. – Скажи Красновой, чтобы через пятнадцать минут была у меня в кабинете, – он понизил голос, чтобы не услышали остальные. – Час на чистку яиц. Через пятнадцать минут.

– Хорошо, – Барбара кивнула, сочувственно посмотрела на него. – Еще что-то?

– Нет, – он оттянул ворот, чтобы глотнуть воздуха. – Пойду, проверю Царёва. На всякий случай.

– За что наказана-то?! – вспылила я, когда Ягушевская послала меня в кабинет ректора.

Опять чистить яйца! Что за дурацкое наказание! И за что?!

– Сейчас девятнадцать сорок пять, – сказала Ягушевская, не выказав ни недовольства, ни раздражения. – Ровно в восемь вы должны прибыть в кабинет. Это приказ ректора. Не обсуждается.

– Не обсуждается! – бросила я с отвращением и пошла вон из столовой.

Все завернулись, и я чуть не скорчила гримасу, показывая, как они все бесят. Своей тупостью, своей дуростью!..

И ещё ректор!

Сейчас приду – и всё ему выскажу. Что Вольпина – вовсе не овечечка невинная. Что это всё – её проделки. Я уверена, что её!

Красные глаза черепа на двери блеснули зловеще, и я от души стукнула кольцом.

– Можно? – заглянув в кабинет, я обнаружила, что там пусто.

Мягким оранжевым светом горела лампа из матового стекла, окно приоткрыто, жалюзи приподняты, и в кабинете свежо и прохладно. Пахнет осенней листвой и дождем. Совершенно умиротворяющая обстановка. Но возле застекленных полок, на которых красовались драгоценные яйца Фаберже, лежала груда тряпок, бархоток и стояло ведро. Меня явно ждали, и умиротворение растаяло само собой.

Здрасьте, родные! Давно не виделись!

Я вошла, с отвращением закатывая рукава рубашки.

Наказал, даже не разобравшись!

Открыв стеклянную дверцу, где стояли на полках кощеевы яйца, сверкая разноцветными бочками, я привстала на цыпочки, пытаясь достать крайнее сверху, подумала и оглянулась в поисках стула.

Возле стола стоял Кош Невмертич и молча смотрел на меня. От неожиданности я отшатнулась и всхлипнула – он и правда выглядел как-то… угрожающе… Может, дело было в черном строгом костюме, а может – в выражении глаз. Ректор глядел хмуро, чуть наклонив голову – как будто собирался броситься на меня тут же.

– Вы здесь были, что ли? – спросила я воинственно, разозлившись на себя, что умудрилась испугаться и показала это. – Или просто ходите бесшумно, как Дракула?

Кош Невмертич не ответил, развернул кресло и я увидела в нём коробку – большую, квадратную, на одной стороне которой красовался непонятный мне логотип – дерево заключенное в круг.

– Это вам, Краснова, – сказал ректор и указал на коробку. – Можете посмотреть.

– И что там? – спросила я, не двигаясь с места, и чувствуя, как холодок пробежал по спине.

Вдруг в этой милой коробочке – красивое хрустальное яичко, в котором мне предстоит просидеть до конца времен, как прошлой жар-птице?

– Откройте, – подсказал Кош Невмертич вкрадчиво. – Там не кусается.

– Очень смешно, – произнесла я, косясь на него, и подошла к коробке. Она не была запечатана, и я приподняла крышку одним пальцем, заглядывая издалека.

В свете лампы блеснули алые и синие камни, и я уже нетерпеливо скинула крышку, не обращая внимания, что она упала на пол. В коробке лежал кокошник, украшенный прозрачными разноцветными камнями. Точно такой, как я видела на птице с человеческой головой, когда однажды создала иллюзию яблоневого сада. Создала иллюзию из-за Коша Невмертича… или для него…

– Что это? – спросила я, не делая попытки взять кокошник в руки и даже прикоснуться к нему.

– Это сапфиры и рубины, – пояснил ректор, стоя по ту сторону стола. – Они подойдут больше, чем янтарь. Янтарь увеличивает вашу силу, Краснова, будит потаённый огонь. Но сейчас нам надо немного другое.

– А что нам надо? – спросила я, не отрывая взгляда от роскошной вещи.

За год пребывания в «Иве» я поняла, что на кокошники в институте была такая же мода, как на модельные сумочки и сапожки. Особым шиком и пользой для волшебных сил были украшения из настоящих камней. Но мало кто мог себе их позволить. У моей сестры Елены был кокошник из искусственного жемчуга и горного хрусталя, и это считалось почти дешевкой по сравнению с драгоценными каменьями в уборах некоторых девиц, чьи родители состояли в попечительском совете. Мой янтарный кокошник был дороже, но и в подметки не годился настоящим рубинам и сапфирам. Камни сидели в «гнёздышках» из жёлтого металла, и я была уверена, что это – не позолота, а настоящее золото.

И это – мне?.. В честь чего, позвольте узнать?..

– Это подарок, – произнес ректор, будто прочитал мои мысли. – Красные камни – это огонь, энергия, это ваша стихия. Они будут действовать не хуже янтаря. А синие камни – вода, они уравновесят огонь. Если смешать красный и синий, получится фиолетовый. Фиолетовый, это… – он замолчал и резко отвернулся к окну, быстрым, немного судорожным движением распустив узел галстука.

– Что значит фиолетовый? – спросила я детским голоском, разом потерявшись. Это – подарок? Его подарок?! Интересно, многим он делал такие дорогие подарки?

– Со временем узнаете, – сказал ректор. – Наденете на следующее занятие по потаённой магии. А пока вас ждут они, – он указал на полку с яйцами, ткнув большим пальцем через плечо и по-прежнему глядя в окно. – Успокойтесь, подумайте, как вести себя с остальными студентами. Времени – час. Постарайтесь успеть до отбоя.

Он хотел уйти, но я рванула с места и встала между ректором и дверью. Наказал несправедливо, откупился подарочком и решил уйти?! Ну нет, так не получится.

– Я не виновата, – сказала я с вызовом, готовая проорать ему это в ухо, если нормальным языком не дойдёт. – Вольпина подстроила это нарочно. Она заколдовала Ивлеву и притворилась, что я её ударила. Почему вы мне не верите?

Ректор не произнес ни слова, и его молчание совсем не обнадеживало.

– Она врёт, она распускает сплетни, – я горячилась всё сильнее, – и постоянно выставляет меня чудовищем каким-то!..

Снова молчание, и я почти закричала:

– Она заколдовала Ивлеву и притворилась, что я её ударила. Почему мне никто не верит?!

– Во-первых, не кричите, – произнес ректор холодно. – Во-вторых, Вольпина не колдовала, я сам лично её проверил. В-третьих, она не притворялась, у неё сотрясение головного мозга и сегодняшнюю ночь она проведёт в лазарете. А в-четвертых, проблема в том, что к Вольпиной было применено некое волшебное воздействие – удар в мозжечок. Сильно, жестоко, беспроигрышно. Так вы ударили господина Быкова на ленте. И я не знаю никого из студентов, кто мог бы применить такое заклятие.