же он раньше не догадался! Надо срочно придумать какую-нибудь комбинацию, хватит ли времени?

— Две кражи, Виктор Иванович. Ничего особенного, — сказал подполковник, вытягивая шею, стараясь разглядеть во дворе машину, на которой могли прибыть в их РОВД гости. Иномарок не заметно. Вон какой-то «жигуль» стоит. Он, что ли? Не понять.

— Две? Меня интересует квартира… да, сорок пятая. Там изымали какие-нибудь вещдоки?

«Тебя-то, Иваныч, каким ветром в эту историю занесло?» — подумал Ильич.

— Ноутбук изъяли, — товарищ полковник. — Была версия…

— К черту твои версии. Его требуют на экспертизу. В главк.

— Понял. Сейчас занесу.

— Не надо, я сам зайду.

Ага, сам зайдет. Где взять то, за чем прибыли гости? У Найденова не оставалось выбора. Он достал из сейфа сарафановский ноутбук. В этот момент в дверь постучали, и на пороге показался сам потерпевший Сарафанов. Увидев его, подполковник заорал:

— Вон отсюда! В понедельник! В понедельник! Работать не даете!

— Вы же сами сказали до половины первого…

— Вон отсюда!

Для верности Найденов проследовал за скрывшимся за дверью Сарафановым и убедился, что тот быстро удаляется по коридору, видимо, по направлению к приемной начальника РОВД. «Будет жаловаться. Там его еще почище встретят», — усмехнулся Ильич, удивляясь своему внезапно вспыхнувшему гневу.

Через несколько минут в кабинет Найденова зашел Москаленко.

— Тут от тебя какой-то тип прибежал, аж весь дрожит. Говорит, ты его чуть не убил. Что у нас в отделе происходит, а, Ильич? Если ты начнешь на людей бросаться…

— Ничего, в понедельник я его успокою. На, Иваныч, держи, — Найденов протянул ему ноутбук.

Москаленко постоял в нерешительности. Он чувствовал, что в этом деле есть какая-то чертовщина, раз такие люди потребовали, чтобы он в выходной примчался на работу и оказал всю возможную помощь представителям соседней организации. И он понимал, что Найденов, скорее всего, в курсе происходящего, но прикидывается простаком. Выяснять, что к чему, Москаленко не собирался — некоторые вещи лучше не знать, давно усвоил он. Однако дать какие-то пояснения следовало. Москаленко показал глазами наверх и вполголоса назвал фамилию заместителя начальника ГУВД Санкт-Петербурга: «Зуев». Они поняли друг друга.

— Не влезай в это дерьмо, — так же тихо произнес Ильич.

Когда полковник ушел, Найденов связался с дежурным по РОВД и поручил ему запомнить номер бежевой «десятки», которая вскоре выедет с территории райотдела. Не прошло и пяти минут, как он снова позвонил седому чекисту и сказал ему этот номер. Остальное дело техники. Людям Жеваго осталось только сесть «десятке» на хвост, и она сама привезет их куда надо. Хоть это они сумеют?

Теперь у подполковника были все основания гордиться собой. Он раскрыл серьезное преступление. За считанные часы, практически в одиночку. Жеваго доложит о его заслугах руководству. Если ему верить, он так доложит, как давно никто не докладывал. Правда, у медали, которую мог получить Ильич, имелась и оборотная сторона. Он только что обманул зама начальника ГУВД, подменив вещдок. Не дай бог в последующей схватке кураторы генерала Зуева возьмут верх. Тогда Найденову несдобровать. В этом случае окажется, что он не раскрыл преступление, а его совершил, со всеми вытекающими.

Значит, как обычно: либо грудь в крестах, либо голова в кустах.

Глава двенадцатая,

в которой высказываются соображения о чекистах во власти и их отношении к коррупции

«Нет, ну какая мразь!..»

Эти слова первыми пришли в голову Владиславу Владиславовичу Букину, когда он проснулся 1 сентября. С ними же он и заснул. А относились они, конечно, к генерал-полковнику Сутормину.

Неужели только сейчас, оказавшись в столь критическом положении, Владислав Владиславович узнал, что некоторые лица из его окружения участвуют в отъеме чужой собственности, прикрываясь высшими государственными интересами? Трудно в это поверить. Чтобы не замечать, как славно складывается жизнь его окружения, президент должен быть слепым, глухим и к тому же мертвым. А Владислав Владиславович был зрячим, хорошо слышащим и живым. И умным к тому же.

«Как же он допустил?..» Обыватели любят адресовать этот укоризненный вопрос своим популярным руководителям.

Без разговора о коррупции не обойтись.

Владислав Владиславович был не только умным, но еще и честным. Да! В это трудно поверить — на таких должностях побывал. Однако мы имеем заключение очень авторитетного свидетеля — Островитянина. Так называли в Кремле влиятельного прежде бизнесмена, участвовавшего даже в продвижении Букина к вершине власти, но потом вошедшего с ним в конфликт и укрывшегося от преследований российской прокуратуры в островном государстве — Англии. Островитянин (который тогда еще не собирался им становиться) был другом и благодетелем российских чиновников, особенно перспективных. Иногда даже без видимой корысти, из одного сострадания к их тяжелой доле. Говорят, он мог встретить чиновника в коридоре власти, взять его за пуговицу и проникновенно сказать: «Дайте мне номер вашего банковского счета. Дайте же! Ничего от вас не потребуется, дайте только номер счета!». Удержаться от того, чтобы сообщить влиятельному бизнесмену такую пустяковую информацию, по-видимому, было сложно. Случалось, говорят, что потом на эти банковские счета капали деньги… Так вот, даже Островитянину, по его собственному признанию, не удалось осчастливить Владислава Владиславовича, в ту пору второго по значению руководителя второго по величине города России. Букин отказался от своего интереса в какой-то там сделке. В чем Островитянин, уже ставший таковым, несколько обескураженно и признался.

В начале 1990-х годов в России понятие «взятка» было ближе к понятию «доблесть», чем к понятию «преступление».

Первые годы после победы буржуазной революции — дар небес, посылаемый чиновничеству! Беря взятку, человек еще и сохраняет чистую совесть. Зачастую он делает то, что и сам считает справедливым, что и так бы сделал, без дополнительного вознаграждения. Собственность в новой России полагалось быстрее раздать в частные руки. Те или эти руки — какая разница? Оставаясь в распоряжении государства, то есть «ничьей», собственность гнила, рушилась, приходила в упадок, а если не хотела рушиться, то ей помогали, она могла, например, сгореть, обесценившись до нуля. Предложение значительно обгоняло спрос. Еще побегаешь, прежде чем найдешь какое-нибудь ТОО, которое имеет достаточно средств и желания взвалить на себя бремя забот о магазинчике, заводике, складе, птицефабрике… От чиновника требовались подчас пустяки: дать знать, ускорить, потом слегка курировать. Или, допустим, найти делового партнера.

После октября 1917-го человек с ружьем передавал фабрики рабочим, в 1990-е человек в цивильном костюме с печатью осуществлял обратный процесс и с не меньшим энтузиазмом. Чиновнику по большому счету все равно, туда или сюда передавать собственность, лишь бы передавать. А тут еще благодарность! Она казалась неотъемлемой частью рыночных отношений.