Если у какого-нибудь чиновника начинала побаливать совесть, он мог утешать себя тем, что, конечно, и для него рынок — новость, он себя к нему не готовил, наверняка что-то делает не так. Что хромает — то идет. А округлившийся счет в банке (или наличка в сейфе) — свидетельство исключительности его заслуг в деле трудного, но необходимого перехода к новым экономическим отношениям. Это мы говорим о людях относительно честных, бравших то, что само плыло им в руки. Особо криминальные случаи нарушений даже тогдашних, сверхлиберальных требований морали оставим за скобками.

И надо же — вот ведь свинство! Работал человек, работал, а на него собралось досье. Жена чиновника оказалась владелицей фабрик, пароходов и казино, а его сын в двадцать пять лет стал вице-президентом сырьевой компании. Загородный особняк, положим, записан на жену. Но вот ведь гнида, западный инвестор: вел список тех, кого он благодарил за услуги, и этот список всплыл, когда на инвестора на его родине завели уголовное дело. И там оказалась фамилия нашего чиновника против захватывающей дух суммы. А тут чиновнику на подпись приносят бумагу. Он вник — вредная бумага, коррупционная. Заартачился было ее подписывать, но ему намекнули на некий счет в иностранном банке, имя владельца которого может быть предано огласке. Вот так и увяз его коготок. Чиновника не судят, нет, но в политику ему соваться нельзя и рассуждать, какая бумага вредная, а какая нет, не следует, если на подпись ее приносят уважаемые люди.

Сколько ярких революционных репутаций сгубили коррупционные 1990-е! Уцелели единицы. Среди них — Владислав Владиславович Букин: он сумел подойти к решающей битве за власть в максимально возможной для того времени чистоте. Подношений не принимал. Палат каменных не нажил. Дача была, но скромная, да и та сгорела. Жена — не олигарх, простая русская женщина, филолог. Дочери учатся. О счетах в зарубежных банках не слышал даже Островитянин. В бытовом плане Владислав Владиславович показал себя в высшей степени чистоплотным, умным, дальновидным человеком. Он не брал тогда, когда брать казалось делом безопасным и чуть ли не богоугодным.

Тем не менее именно при Владиславе Владиславовиче Букине в условиях его почти неограниченной власти коррупция в России приобрела новые неприглядные формы, к тому же почти узаконенные. Сам он как будто считал это нормальным. В чем дело? Как объяснить сей феномен? Причин, наверное, много. Попробуем некоторые из них поискать в прошлом господина Букина.

А прошлое президента России известно всему миру.

По первому своему призванию он был разведчиком и контрразведчиком, то есть принадлежал к особой касте людей, которых в России именуют чекистами. В Советском Союзе они жили обособленной жизнью. Где обыватель мог столкнуться с чекистом? Допустим, при приеме на работу на режимное предприятие. При собеседовании перед поездкой за границу. Контакты такого рода были нечастыми, но запоминающимися, и всегда носили характер легкого допроса. Он за столом, строго на вас смотрит, а вы вертитесь перед ним на стуле, оправдываетесь. Так, чтобы рядом с вами, бок о бок, на мирном производстве работал бывший чекист, — нет, такого в Советском Союзе практически не бывало. В чекисты уходили на всю жизнь, как в солдаты при матушке Екатерине. Особость — свойство этой профессии. Ощущение особости впитывали прежде всего сами чекисты.

После 1991 года массы чекистов оказались выброшены в нормальную жизнь — молодые пенсионеры, а то и вовсе даже не пенсионеры. Им предстояло на равных с остальным народом бороться за хлеб насущный, желательно с насущным маслом. Когда дымок рассеялся, выяснилось, что полного смешения не получилось. Чекисты не смешиваются с остальным обществом! Они попробовали было, но, как выражаются химики, гомогенной среды не получилось. Всюду, где нашли себя чекисты (прежде всего, конечно, в бизнесе), они сбились в свои мини-корпорации. Приходится согласиться: чекист — особая профессия, из тех, что накладывают сильнейший отпечаток на личность человека. На всю жизнь.

Когда чекисты в 2000 году в России пришли во власть (демократическим путем), их стали подозревать в желании воспроизвести в стране атмосферу страха, бериевщины и тому подобном. Это были грубые и недальновидные наветы. Берия когда жил? Чекисты последних десятилетий — обычные, спокойные люди, желающие ровно того же, что и остальные граждане: расти по службе, зарабатывать деньги, путешествовать, выучить детей и так далее. Нет у них такого кровожадного желания — надеть халат, пойти в камеру и поработать щипчиками над правозащитником, подвешенным на крюке… Фи. Им радости предшественников из далеких 1930-х даже непонятны. У современных чекистов проблемы, если можно так выразиться, сугубо управленческие Все-таки остается большим вопросом, насколько уместны во власти те навыки, которые когда-то вошли в их плоть и кровь и приобретались совсем для другого. Какие из тех навыков уместны, а какие нет? Почти двадцатилетний опыт пребывания чекистов в бизнесе позволяет сделать кое-какие обобщения.

К достоинствам чекистов-управленцев относятся: аналитический склад ума, привычка просчитывать каждый шаг, психологическая устойчивость, основательность, знание психологии. Основа их успеха в бизнесе — связи, связи и еще раз связи. В каждой крупной структуре они найдут своего человека и будут действовать через него. Они особенно сильны в ситуациях (нередко встречающихся, например, на международной арене), когда нет ясного, простого решения и лучшая стратегия — тянуть время, маскировать свои замыслы или отсутствие таковых. А недостатки? Да отчасти те же самые. Если бы в политике имелась только непубличная часть, если бы вся она состояла из осчастливливания населения без участия самого населения, из манипуляций общественным мнением (в интересах общества, разумеется), то чекистам-управленцам цены бы не было. Но публичная составляющая в политике имеется, и она чрезвычайно важна. И тут достоинства чекистов-управленцев оборачиваются недостатками. О, эта страсть все контролировать, превращать любое действо в оперативное мероприятие с информационным прикрытием, боязнь сказать слово в простоте… Они могут распутать сложную проблему? Да, но и запутать простейшую, завраться порой без всякой видимой причины там, где надо просто и ясно сказать, что же хочет власть. Их корпоративность носит гипертрофированные черты. Почти на каждом значимом месте — проверенный человек. Он либо сам бывший, либо (откуда их столько взять) давно им знаком, ими отрекомендован, за него поручились и отвечают головой. Поэтому высший грех такого чиновника — прегрешение перед выдвинувшей его корпорацией. Что хуже обмана? Обман центра. Воровать нехорошо, но совсем непростительно обворовывать своих. Украсть из тумбочки у товарища предосудительнее, чем ограбить банк. Предал, подставил, скрысил — вот прегрешения, которые считаются непростительными в сообществе чекистов.

Что же до остальных грехов, общечеловеческих, то тут чекисты проявляют редкую снисходительность. Ведь