были вынесены смертные приговоры. Однако вместо приведения их в исполнение им предложили сотрудничать с НКВД. 13 сентября 1941 года они были освобождены и, эвакуировавшись вслед за правительственными учреждениями в Куйбышев, вошли в контакт с переместившимися туда же западными дипломатическими представителями с целью расширить западную помощь. После этого они исчезли из публичного поля, а когда в 1943 году Альберт Эйнштейн обратился к Молотову с просьбой об их освобождении, ему ответили, что «в октябре и ноябре 1941 года Эрлих и Альтер систематически вели предательскую деятельность, призывая войска прекратить кровопролитие и немедленно заключить мир с фашистской Германией», и что за это по приговору военной коллегии Верховного суда СССР были расстреляны.

Отъезд

«Вся армия Андерса – с семьями, с женами и с детьми, сомнениями и опасениями гонимая, как плетьми, грузилась в Красноводске на старенькие суда, и шла эта перевозка, печальная, как беда. <…> Скорее, скорее, скорее! Как пену несла река еврея-брадобрея, буржуя и кулака, и все гудки с пароходов не прекращали гул, чтоб каждый из пешеходов скорее к мосткам шагнул».

Армия Андерса

Все так оно и было, как в этих строках Бориса Слуцкого, – поезда с польскими солдатами и членами их семей прибывали в порт Красноводск на Каспийском море, а оттуда на судах людей переправляли в Иран, в Пехлеви. Весной и летом 1942 года перешли под британское командование и выехали из СССР 72 тысячи бойцов армии Андерса, среди которых было около 6 тысяч евреев.

В их числе был так называемый еврейский батальон из Колтубанки (Колтубанка – железнодорожная станция неподалеку от Тоцкого). По воспоминаниям раввина Розена-Щекача, бойцам пришлось копать себе землянки в мерзлой земле, при температуре 40 градусов ниже нуля, и ему пришлось участвовать в похоронах многочисленных умерших. Армейская кухня, которой заправляли поляки, порой «забывала» выдавать еду еврейским солдатам, им запрещалось проходить по улице, относившейся к лагерю поляков. И только после смещения командира полка – антисемита ситуация несколько улучшилась. В Иране еврейский батальон был расформирован, так как англичане отказались перебросить его в Палестину в качестве отдельной воинской части.

Во время дислокации польской армии в Палестине из нее дезертировали около 3 тысяч евреев. Правда, в основном дезертиры продолжали воевать, уже с англичанами, присоединившись к еврейскому подполью. Что же касается оставшейся тысячи, то Андерс не раз повторял, что они отлично воевали.

Менахем Бегин после своего освобождения из ГУЛАГа по амнистии был среди меньшинства евреев, кому удалось вступить в армию Андерса и эвакуироваться через Иран в Палестину. Там он ее покинул, провозгласил восстание против английского мандата и посвятил себя борьбе за создание еврейского государства. В этой борьбе были разные страницы, включая взрыв английской штаб-квартиры в иерусалимской гостинице «Царь Давид».

А Ежи Петерсбурский, автор танго «Утомленное солнце», тоже покинувший СССР, вступив в армию Андерса, из Египта отправился прямиком в Латинскую Америку. Этот композитор, дебютировавший как аккомпаниатор Александра Вертинского, в 1939 году оказался на территории, вошедшей в состав СССР, – в Белостоке. Его не тронули, и одно время он даже возглавлял Государственный джаз-оркестр Белорусской ССР, сформированный им из бывших польских граждан. Для своего коллектива Ежи Петерсбурский написал знаменитый «Синий платочек».

Упомяну еще одного композитора, также оказавшегося в Средней Азии, автора песни из упоминавшегося уже фильма «Последний дюйм», откуда эти слова: «Простите солдатам последний грех и, в памяти не храня, печальных не ставьте над нами вех. Какое мне дело до вас до всех? А вам до меня?»

Моисей (Мечислав) Вайнберг

«В ночь с шестого на седьмое сентября 1939 года я играл в кафе, – вспоминал Мечислав Вайнберг. – Пришел домой. Помню, мама мне дала компот из яблок и бутерброды с ветчиной. <…> И вдруг по радио передали… неприятель прорвался в Варшаву, и, значит, мужчинам надо из Варшавы уходить». Уходить мужчинам предложили для того, чтобы вступать в польскую армию в восточных воеводствах. Но уже было поздно, до падения Варшавы оставалось три недели.

«С утра я вместе с сестрой пошел на восток. Сестричка скоро вернулась обратно к матери и отцу, потому что у нее туфельки страшно натерли ноги, а я пошел вперед». Только через две недели Вайнберг добрался до линии соприкосновения с советскими войсками, к тому моменту занявшими восточную часть Польши. «С одной стороны стояли гитлеровские отряды, с другой – советские пограничники. <…> Итак: с одной стороны – немцы с пулеметами, направленными на демаркационную линию, где тысячи поляков и евреев ждали пропуска на советскую территорию. С другой – советские конники-пограничники. Я никогда не забуду, как матери с детьми на руках обнимали лошадиные ноги и умоляли пропустить их скорее на советскую сторону».

По подсчетам историка Дмитрия Толочко, численность еврейских беженцев в Западной Белоруссии в 1939–1941 годах составляла 120–125 тысяч человек.

Вайнберг сумел добраться до Минска, где, толком не зная русского языка, поступил в консерваторию. Минская консерватория эвакуировала своих студентов и преподавателей, спасая от войны, в Ташкент. Там до Вайнберга дошла весть о гибели его семьи, оставшейся в Варшаве, он стал проситься на фронт, ему отказали по состоянию здоровья. В Ташкенте Вайнберг женился на Наталье Вовси, дочери Михоэлса, близость к которому позже (в разгар «дела врачей») послужила причиной его ареста. Берия освободил композитора из тюрьмы благодаря заступничеству великого Шостаковича. «Я могу поручиться за Вайнберга в том, что он честный художник и гражданин, не изменник и не американский шпион, – сказал композитор. И добавил то, о чем нельзя было вслух: – Я знаю, что у вас бьют, а его мучить нельзя, у него слабое здоровье».

Катынь

Если бы генерал Андерс не форсировал вывод своей армии из Советского Союза, уже через несколько месяцев его старания не принесли бы никаких результатов и польские солдаты вернулись бы в лагеря. Дружба с польским правительством в изгнании продолжалась недолго. 13 апреля 1943 года было обнародовано германское сообщение об обнаружении в Катынском лесу захоронений расстрелянных польских офицеров, интернированных после вступления в сентябре 1939 года Красной армии в Польшу. Советское правительство объявило немецкое сообщение фальшивкой, уверяя мир, что это фашисты пытаются приписать свои преступления СССР. Широко публиковались соответствующие выводы созданной во главе с главным хирургом Красной армии академиком Николаем Бурденко «Специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу (близ Смоленска) военнопленных польских офицеров».

Поляки заключению комиссии не поверили. При формировании своей армии Андерс недосчитался многих тысяч польских офицеров, плененных Красной армией в 1939 году. Между прочим, в списках пропавших насчитывалось больше семисот евреев, в том числе высший военный раввин польской армии майор Барух Штейнберг. «Я… нашел в единственном тогда лагере польских пленных