кем имеет дело. «Нас могут заставить молчать только снятием головы с плеч» – вот еще цитата из того же письма Михаила Девятаева.

Свидетельства узников концлагеря на острове Узедом схожи с теми, что остались от немногих выживших в лагерях смерти. По словам одного из них – Примо Леви, одна и та же мысль преследовала жертв Холокоста в их ночных одинаковых снах – они возвращаются и рассказывают кому-то из близких о перенесенных страданиях, а собеседник не слушает или поворачивается спиной и уходит. Герой Собибора Александр Печерский, изучению жизни и подвигу которого я посвятил много времени, всю жизнь помнил трое суток по пути в лагерь смерти в товарном вагоне из Минска, где можно было только стоять, вплотную прижавшись друг к другу. Столько же и в таком же вагоне везли из Заксенхаузена на остров Узедом Михаила Девятаева, его товарищи по несчастью также умирали от удушья.

По данным Генштаба Вооруженных сил РФ, в плен попало 4,5 млн человек, две трети из которых не вернулись. Трагедия советских военнопленных по масштабу сравнима с Холокостом.

А что потом? «Были ли вы или ваши родственники на оккупированной территории?» «Да, был», – отвечал на этот вопрос, появившийся в военные годы во всех кадровых анкетах, Иван Кривоногов. Как и каждый третий житель СССР. «Долгое время… – писал он, – графа «плен» в наших анкетах вызывала у окружающих настороженность и подозрительность».

Оттепель развязала языки ветеранам, в начале 60-х годов им разрешили рассказать о пережитом. Разумеется, строго в рамках господствующей идеологии. Свою книгу воспоминаний «Побег из ада» Девятаев начинает с положенных слов о том, что подвиг его и товарищей принадлежит не им, а «всему советскому народу, воспитанному Коммунистической партией в духе безграничной любви и преданности своей Родине». Кривоногов, в свою очередь, сопровождает свой рассказ лозунгами о строительстве для грядущих поколений «светлого мира коммунизма». Обе книги написаны с помощью специальных людей, приставленных к ним издательствами. И тем не менее есть возможность очистить их собственные слова от шелухи литобработчиков. По счастью, Девятаев прожил долгую жизнь, и до самой кончины давал интервью, сохранившиеся на бумаге и в Сети, а в Нижегородском архиве в фонде Ивана Кривоногова хранятся «Мои воспоминания о побеге из фашистского плена», написанные в ученической тетради, и объемная рукопись на пожелтевших листах А4, озаглавленная «Мои воспоминания». Доступны и базы данных Министерства обороны РФ и германских архивов, позволяющие сравнить рассказы и воспоминания с документами. Можно также заглянуть в протоколы допросов участников перелета в органах госбезопасности, опубликованных Государственной архивной службой Мордовии. Так что, кому интересно, можно попытаться понять, как там было на самом деле.

Плен

Из протокола допроса Кривоногова Ивана Павловича, 1916 года рождения, шлифовщика в артели «Медбытремонт», от 24 января 1949 года. «В Красную армию я был призван 17 октября 1937 года, проходил службу в Киевском укрепрайоне. В 1939 году окончил шестимесячные курсы младших командиров (в гор. Шепетовке), после чего в том же укрепрайоне был командиром взвода. <…> Перед началом войны мне присвоили звание лейтенанта».

О присвоении нового звания он узнал из звонка командира части в первый день войны, вскоре после того, как проснулся и, прильнув к перископу, увидел: «Через границу с немецкой стороны летят самолеты. Доты были еще не замаскированы, с воздуха хорошо просматривались. После артиллерийской и авиационной подготовки в атаку пошла пехота». С этого дня и до вечера 3 июля он не покидал свой дот. «…Бои мы вели, находясь в доте. Мы не знали, что делалось кругом, и отбивали атаки немцев».

Не знали, «что делалось кругом»… Не знали, что Прибалтика уже была захвачена, бои шли на минском направлении, танковая группа ворвалась в Шепетовку. Правда, в Перемышле ситуация была иной. 22 июня немцы захватили город, но уже на следующий день бойцы 99-й стрелковой дивизии при поддержке пограничников атаковали врага и изгнали его на западный берег реки Сан. О первом городе, отбитом у немцев, сообщило Совинформбюро. Советские войска удерживали Перемышль до вечера 27 июня, после чего, под угрозой попасть в окружение, отступили, перед тем взорвав мост через реку Сан.

3 июля, в последний день их пребывания в доте, к ним, как и ко всему советскому народу, впервые с момента начала войны обратился Сталин, неожиданно начав свою речь с православного обращения – «братья и сестры». В этот же день на них сбросили листовки, где к ним обращался враг: «Отважному лисковскому гарнизону. Предлагаем сдаться в 6 часов по немецкому времени, иначе вы будете уничтожены мощным огнем германской артиллерии».

Солдаты вермахта на мосту через реку Сан

В шесть вечера, как и было обещано, начался штурм, и один за одним стали выходить из строя боевые казематы. «Приказа бросать сооружения не было – будем держаться до последнего». Они и держались. 12 дней и ночей, не выходя из дота. Из 15 его защитников осталось четверо. «3 июля 1941 года немцы блокировали наш дот и подорвали его вечером, меня контузило и обожгло. Меня спас Молотков Владимир из Московской области. Он, отбиваясь от немцев гранатами, вытащил меня по противотанковому рву и, пользуясь наступившей темнотой, отнес в лес, где мы соединились с другой группой отошедших из укрепрайона людей».

«Расскажите об обстоятельствах, при которых вы были пленены немцами. – 4 июля мы послали двоих человек в разведку с целью определить, куда пойти, определить наше положение. Но они не вернулись в этот день, и 5 июля еще послали разведку, но они тоже не вернулись. Фамилий этих людей я сейчас не помню. 6 июля мы остались вдвоем с сержантом Молотковым Владимиром. Он был ранен. С ним мы пошли, поддерживая друг друга. Вышли часа в два дня в село Пашево, где спросили, есть ли немцы. Население все было дома. Нам сказали, что немцев нет. Мы попросили кушать. Кушать нам дали – по кружке молока и лепешек. Через несколько минут в дом вошли немцы с автоматами, и нас взяли в плен. Немцев было человек десять».

Пограничник Владимир Молотков (слева)

В первые дни войны подобное отношение к красноармейцам со стороны «населения», испытавшего на себе в течение двух лет со дня «освобождения» Западной Украины нововведения советской власти и еще не знакомого со всеми прелестями власти нацистов, вряд ли было редкостью.

«…В плен я был взят в командирской форме – в пограничной фуфайке». Для того, чтобы скрыть от немцев свое звание, Кривоногов, как он признается в своей тетради, «свою одежду отдал – кому гимнастерку, кому брюки, а себе взял то, что похуже». Попадание в плен