– А ты мне с кого-нибудь... Ну, из новеньких... Позаимствуй. Оно ж остается где-то. Я потом его туда же кину.

Страж просиял.

– Точно. Это ты здорово сообразила. Шагай, все будет. – И начал подкручивать какие-то ручки около душа.

Алла ступила внутрь. Занавеска за ней задернулась, окружила, стала распухать, утолщаться, заполнять собой все пространство, включая Аллину бестелесную суть, мелькнуло будто бы сквозь нее еще раз лицо Хранителя, он пытался что-то крикнуть вослед, не успел, махнул только рукой, потом все стало окончательно мутным, закружилось с невероятной силой и понеслось, понеслось...

Алла открыла глаза. Зря Охранник хулил свою технику, полушарие точно оказалось правильным. Даже город попал. Двор был явно московским, причем даже смутно знакомым. Она медленно поднялась на ноги и огляделась.

Точно! Она знает этот двор. Это Малая Бронная. Тут жила ее школьная подружка, она частенько гуляла здесь в детстве. А сама она жила немного дальше, через Садовое, ближе к Тверской. И всего-то минут двадцать ходьбы. Отличная техника.

Она с удивлением оглядела желтый халат. Это надо же, какая экзотика! Не иначе, от японки досталось. Или китайки. Яркий только очень, по московской зиме могут не понять.

Словно в ответ на эти мысли у нее на плечах внакидку соткалось из воздуха черное мужское полупальто. Алла довольно стянула рукой воротник вокруг шеи и подмигнула куда-то туда, в мутное небо. Здорово! Спасибо! Хоть ей и не было холодно, но так все же гораздо лучше – естественней.

Осторожно ступая узкими шелковыми туфельками – тоже привет от японки – по кляклым сугробам, она выбралась на расчищенный асфальт.

Тот самый двор, она не ошиблась. Теперь ей надо направо под арку, там пройти переулком, свернуть в другой, выйти на Садовое, перейти и, считай, дома. Она торопливо зашагала, придерживая рукой расходящиеся полы халата и изо всех сил стараясь не взлетать.

Выйдя из-под арки в переулок, она вспомнила, что может еще немного срезать путь, свернув в проходной двор. В этом дворе, таком же сыром и закрытом, как предыдущий, к ней подбежал и ткнулся в колени, будто давно поджидая, золотисто-рыжий щенок спаниеля, лохматый, лопоухий, длинноносый.

Алла нагнулась, потрепала его по шелковистым ушам. На щенке был ошейник, за которым волочился по мокрому снегу длинный пристегнутый поводок. Очевидно, где-то рядом гулял хозяин.

Алла подняла голову и огляделась. Двор был пуст и безлюден. Небо к тому времени совсем потемнело, ранний зимний вечер был в своем полном праве. Она снова погладила щенка.

– Беги домой, дурачок. Поздно уже.

Щенок завилял в ответ кургузым обрубком хвоста, но никуда не ушел. Более того, когда Алла продолжила путь, он припустил за ней, смешно подпрыгивая и хлопая по лужам петлей поводка.

– Ну и что мне с тобой делать? – Алла посмотрела на него с легким возмущением. – Чего ты привязался? Убежишь и заблудишься, а мне сейчас некогда.

Щенок не отставал. Так вместе они перешли в соседний двор. Откуда ни возьмись, там на щенка налетел крупный бело-рыжий длинный бассет, тоже с поводком, собаки столкнулись, сцепились, моментально перепутались поводками, ушами, телами...

К счастью, за бассетом тут же прибежала хозяйка. Они с Аллой, нагнувшись, не без труда распутали собачий клубок. Женщина, держа своего бассета под мышкой, извинялась перед Аллой:

– Вы не пугайтесь, он не злой, он просто молодой еще, играет... Он вашему не сделал ничего...

И глупо было тут объяснять, что спаниель совсем не ее. Алла молча кивнула, подобрала мокрый конец поводка.

– Ну что с тобой делать... Пойдем, горемыка.

И тут же ей самой очень понравилась эта идея – подобрать спаниеля. Она и сама любила собак, а теперь... Приведет детям, будет подарок на праздник. И потом с ними останется. Она-то ведь...

Она не стала додумывать эту мысль, просто ускорила шаги. Спаниель радостно трусил рядом, не отставая. Очередной двор кончился, они вышли на узкую улочку. Тут было более людно. Народ, деловито наклонив головы, сновал с сумками туда и сюда, поскальзываясь в снегу и торопясь разойтись наконец по домам. Впереди уже светилось желто-фиолетовыми огнями Садовое кольцо.

Вдруг Алла обратила внимание на невысокого подростка, идущего чуть впереди. Руки в карманах, немного сутулая спина, без шапки. Русые спутанные волосы...

«Санька!» – ей захотелось заорать во всю глотку. Это был ее старший сын.

Но она не стала кричать. Впрочем, она не была уверена, что ей вообще удастся издать громкий звук. Совершенно неизвестно, могут ли души издавать звуки. Вместо этого она догнала мальчика, и пошла за ним, чуть-чуть сзади. Так и есть, мокрые ноги. И ботинки, кажется, драные. Куртка расстегнута...

Постепенно, сама не заметив, она поравнялась с ним и шла уже рядом, плечо в плечо. Собака путалась под ногами. Саня пару раз обернулся, окинув ее взглядом исподлобья, но ничего не сказал – непонятно было, узнал или нет.

«Он ведь большой уже, – подумалось Алле. – И не поверит. Да и вообще не до чудес ему, с такой-то жизнью. Ничего, разберемся».

Они уже выходили на Садовое. Улица стала широкой, свет фонарей – более ярким. Народу стало еще больше, плотный поток тек толпою по тротуарам. Появились ларьки и прилавки, торгующие разными соками, гамбургерами, журналами, мочалками и прочей нужной в хозяйстве мелочью.

– У тебя десятка есть? – вдруг спросил ее Санька.

– Нету. – Честно ответила Алла.

– Ну и ладно.

Санька вдруг отстал от нее, нырнул куда-то в толпу. Когда он появился снова минуты через две, в руках у него был свернутый в трубку журнал. На обложке мелькали искаженные лица то ли рокеров, то ли компьютерных монстров.

Алла в первый раз за все время посмотрела сыну в глаза.

– Санечка, – сказала она ласково. – Тебе ведь не нужен этот журнал. Ни сейчас, ни вообще. Не нужно тебе этого совсем.

Мальчик ничего не ответил. Журнал как-то плавно выскользнул у него из рук, и так же плавно обнаружился снова на одном из лотков. Ни мать, ни сын уже не видели этого.

Алла приобняла сына за плечи:

– Пойдем домой.

– Домой? – В Санькиных глазах мелькнуло что-то, то ли злость, то ли страх. – А ты знаешь, что у нас дома? Это вообще не дом. Они Ванюшку в интернат сдали. А я большой слишком, не смогли, оставили в школе. Я после уроков гуляю, прихожу попозже, чтоб спать сразу.

У Аллы заболело где-то внутри, там, где у людей живут душа и сердце. Но какая душа у души?

– Знаю. Я все знаю. Но мы все равно пойдем домой.

Всю остальную дорогу они шли молча. Да и дороги оставалось немного.

Вот и дом. В этом доме, в генеральской огромной квартире жило три поколения Аллиной семьи. Мальчики были четвертым. Из-за квартиры, как она теперь знала, все и случилось.