имели и в их круг вхожи не были. А это означает, что и особого вреда нанести блатным они не могли. Для чего тогда блатным нужно было их убивать, да еще так откровенно и демонстративно?

— Вот о том и разговор.

— Да, но если это сделали не блатные, то кто же? Других потенциальных убийц в лагере не наблюдается…

— Не наблюдается, а ведь кто-то же убил оперуполномоченного! Значит, они имеются, такие убийцы, — возразил Раздабаров. — Просто мы их пока не знаем.

— Это так, — согласился Карагашев. — Не знаем…

— А тогда давай попробуем размышлять логически, — предложил Раздабаров.

— Да мы и без того логически размышляем всей следственной бригадой, — усмехнулся Карагашев.

— Ну, давай поразмышляем еще и с моим участием, — предложил Раздабаров. — Я — человек новый, а потому глаз у меня еще не замыленный. А вдруг я увижу то, что вы упустили? К тому же я не один, нас двое. Ты знаешь, как умеет мыслить Афанасий Лыков, он же Угрюмый? Это же механизм для логических размышлений, а не человек!

— Ну, коль так, то давай будем размышлять логически, — согласился Карагашев. — Нарисуем, так сказать, мысленную картинку…

* * *

Они проговорили почти два часа, определились, когда им встретиться вновь, и Карагашев вызвал конвойных, чтобы они отвели Раздабарова обратно в барак. В бараке Игнат сразу же отыскал Афанасия Лыкова.

— Слышь, Угрюмый! — сказал Раздабаров, улыбаясь одними лишь глазами. — Хватит дремать, когда Родина в опасности! Пошептаться надо.

Они уселись на свои нары, огляделись, нет ли кого поблизости, и Раздабаров сказал:

— Как видишь, в кондей меня не упекли. И, я так думаю, не упекут. Ни меня, ни тебя. Карагашев обещал насчет этого дела похлопотать. Да, ты правильно понял. Меня вызывал наш связник Карагашев. Побеседовали…

И Раздабаров рассказал Лыкову о том, о чем он беседовал с Карагашевым.

— Такие, стало быть, дела, — закончил Игнат. — А теперь говори ты. Не поверю, что ты за это время не придумал чего-нибудь стоящего.

— А что тут думать? — пожал плечами Афанасий Лыков. — Тут думай не думай, а картина вырисовывается сама собой. И она такова. И оперуполномоченного, и его осведомителей убили те, кому это выгодно. Вопрос: кому это могло быть выгодно? Блатным? Нет. Для чего им нужно было убивать опера, да еще таким демонстративным способом? Тут как ни крути, а Подкова прав: ничего, кроме беды, это убийство блатным не принесет.

— Могу тебе возразить, — сказал Раздабаров. — Допустим, оперуполномоченный прознал про какую-то тайну. Например, о том, что блатные замышляют побег. Ведь на подходе весна, а это самое подходящее время для побега. Ну, и вот… Оперуполномоченный про это прознал, и блатные его убрали. Резонно?

— Никакого резона я здесь не вижу, — возразил Лыков. — Ладно, допустим, убрали… Но во-первых — почему оперуполномоченный, узнав о побеге, ничего никому не сказал? Почему он молчал? Ведь всякий побег готовится втайне. А если бы оперуполномоченный поднял шум, то тайна раскрылась бы, а значит, побег пресекли бы.

— Может, он просто не успел ничего сказать? — неуверенно предположил Раздабаров. — Хотел, да не хватило времени.

— А тогда вот тебе второе возражение, — сказал Лыков. — Говорю, опять же, о способе убийства. Ведь говорено-переговорено, что это спектакль! Нарочитая постановка, цель которой — заставить всех думать, что убийство — дело рук блатных! Это видно с первого взгляда.

— Но, может, блатные тут просто опростоволосились? — выдал встречный аргумент Раздабаров. — Допустим, поручили это дело какому-то неумехе…

— Насчет неумехи ты прав, — согласился Лыков. — Ты вроде бы сказал, что оперуполномоченному было нанесено несколько ударов ножом.

— Да, Карагашев так и говорил — несколько ударов… И ему, и всем осведомителям тоже. Всем по нескольку ударов… А что?

— А то, что это тоже не похоже на почерк блатных, — сказал Лыков. — Поверь, блатные умеют убивать с одного удара. С подобным мне сталкиваться приходилось. И неумеху на такое дело они бы не послали. Ведь это же дополнительный для них риск. А вдруг неумеха не справится с делом? Испугался бы или не довел бы дело до конца?

— Оно конечно… — в раздумье проговорил Раздабаров. — По-моему, у тебя есть и третье возражение.

— Как не быть, — усмехнулся Лыков. — Конечно же, есть. И оно такое. Вот убили сразу пятерых осведомителей. И все они были осведомителями оперуполномоченного. Вначале убили их, а затем и его самого. Так?

— Ну, так, — согласился Раздабаров.

— И о чем это говорит? — вопросил Лыков. — Да только об одном: все эти убийства между собой связаны. И не говори мне, что это совпадение, потому что не бывает таких совпадений!

— Да, пожалуй, — согласился Раздабаров. — Не бывает таких совпадений… А тогда я присовокуплю еще одно соображение. Вернее сказать, вопрос. Этот вопрос, знаешь ли, мы с Карагашевым вертели и так, и сяк, а вот ответа на него так и не нашли. Так, может, ты дашь на него ответ?.. Убили сразу пятерых осведомителей. Значит, знали, кого убивали, не так ли? А отсюда вопрос: а как убийцы прознали, что эти пятеро осведомители? Кто им об этом сказал? И, главное, для чего сказал?

— Я тоже думал над этим вопросом, пока ты отсутствовал, — признался Лыков.

— И что же ты надумал? — спросил Раздабаров. — Вот ты мне ответь. Ты тоже бывший оперуполномоченный, а значит, должен это знать. Кто еще, помимо самого оперуполномоченного, может знать о том, что тот или иной заключенный осведомитель?

— Больше никто, — сказал Лыков. — Это секретные сведения.

— Так что же тогда получается? — Раздабаров в недоумении повертел головой. — А получается, что это сам оперуполномоченный перед самой своей смертью и рассказал убийцам о своих осведомителях. Зачем же? Какой в этом смысл? Или, может, этот оперуполномоченный был совсем не тем, кем он хотел казаться? Тогда кем он был? Черт! У меня просто мозги всмятку от этих вопросов! Потому что нет у меня на них ответа! И у Карагашева тоже нет! Может, ответ есть у тебя?

— Может, и есть… — в раздумье проговорил Лыков.

Он не договорил, потому что к ним неслышным шагом подошел невзрачный человек — тот самый, который подходил ночью.

— Я вам не помешал? — учтиво спросил тот.

— Помешал или не помешал, а коль уж ты возник, то говори, что тебе нужно, — сказал Раздабаров.

— Люди видели, как тебя вели вертухаи… — сказал невзрачный человек, обращаясь к Раздабарову.

— Ну, вели, — сказал Раздабаров. — И доставили обратно — целого и перевязанного красивой ленточкой. А тебе-то что с того?

— Ну так куда вели, зачем вели, о чем и с кем был разговор… Люди хотят знать.

— Это какие же люди? — прищурился Раздабаров.