они были точными. Человек отлетел в сторону, в темноте что-то загрохотало и обрушилось.

— Убью! — тихо, спокойно, но убедительно произнес Лыков. — Если еще кто-нибудь зайдет со спины… Кадык сломаю!

— Ну, братва! — насмешливо произнес Раздабаров. — И это вместо серьезного разговора! Ну, о чем с вами после этого толковать! Хотите казаться волками, а на деле ведете себя как шакалы. Пойдем отсюда, Угрюмый! Слышь, Червонец! Толковать будем в другом месте. В присутствии Подковы. Там и ответишь за необоснованную предъяву!

И они ушли. Их никто не задерживал, даже не окликнул.

— Ну, и что это было? — спросил Раздабаров. — Что-то я не понял…

— Проверка была, — ответил Лыков. — Как оно и полагается по их понятиям… На испуг нас хотели взять. Посмотреть, как мы себя поведем в такой ситуации. Темнота, их много, а нас — двое. Они задают нам вопрос в лоб, давая тем самым понять, что якобы все о нас знают. Тут можно повести себя по-разному. Испугаться, заикаться, начать лепетать несуразицу — и тем самым себя выдать. По-ихнему это называется взять на понт.

— А по-моему — довольно-таки примитивный прием, — хмыкнул Раздабаров.

— Примитивный, а действует, — сказал Лыков. — Приходилось мне разгребать последствия такого подхода. Кровавые были последствия.

— И что же нам теперь делать? — спросил Раздабаров.

— Ничего, — ответил Лыков. — Думаю, проверку мы прошли успешно. А потому они больше не сунутся. Хотя, я думаю, надо бы продолжить тему в присутствии Подковы. Предъявить, так сказать, претензии этому Червонцу за его необоснованные намеки.

— Это обязательно, — согласился Раздабаров. — Помнишь лекции милого старичка Левы Гармидера? На этой теме он останавливался отдельно. Говорил, что это очень важно — бороться за имя и звание честного блатного.

— Ладно, — зевнул Лыков. — Представится случай — предъявим Червонцу претензии. А пока будем спать. Скоро утро. И кто знает, что будет утром…

* * *

Утром явились два конвоира и велели Лыкову следовать за ними. Его отвели к следователю. Следователем был Карагашев.

— И как ночевалось на новом месте? — улыбаясь, спросил Карагашев.

— Нормально ночевалось, — ответил Лыков. — Вот — сдавали с Игнатом экзамен. Вроде бы сдали…

— Какой экзамен? — не понял Карагашев.

Лыков вкратце рассказал о ночном происшествии.

— Обычная проверка, — сказал следователь, выслушав рассказ. — Думаю, не последняя. Так что вы там держите ухо востро. И в случае чего сигнальте. Приду на помощь.

— Ладно, разберемся, — отмахнулся Лыков. — Теперь давай о деле.

— Да, о деле, — согласился Карагашев.

— А дело вот какое…

И Лыков рассказал Карагашеву о своем разговоре с Раздабаровым и о выводах, к которым они пришли.

— Мне кажется, — подытожил Лыков, — что к начальнику лагеря надо бы присмотреться повнимательнее. Кто он, что он… Вот что вы о нем знаете в данный момент?

— Можно так сказать, что ничего, — пожал плечами Карагашев.

— А надо бы знать, — сказал Лыков. — И как можно больше. Сама логика того требует. Ведь действительно, кто еще мог знать о том, что пятеро убитых заключенных — осведомители? Только сам оперуполномоченный и его начальник. Спрашивается — для чего оперуполномоченному нужно было отдавать своих осведомителей на расправу? Незачем. Значит, их выдал не он. Вопрос: а кто же? Ответ напрашивается сам собой.

— Начальник лагеря? — задумчиво уточнил Карагашев.

— Никакого другого ответа я не нахожу, — сказал Лыков. — И Игнат тоже.

— Да, но для чего начальнику лагеря нужно сдавать осведомителей?

— Вот чего не знаю, того не знаю, — пожал плечами Лыков. — Присмотреться надо к начальнику лагеря.

— Хорошо, я сегодня поговорю с ним и задам ему парочку интересных вопросов.

— Э-э, нет! — не согласился Лыков. — Такие дела так не делаются! Ну, поговоришь… Во-первых, ничего ценного он тебе не скажет. А во-вторых, насторожится. А коль насторожится, то станет бдительнее. Начнет заметать следы. Конечно, если есть что заметать… Но думаю, что есть. Ну, и чего ты добьешься своим разговором? Только спугнешь начальничка, и ничего больше.

— А как бы ты действовал в этом случае сам? — спросил Карагашев.

— Да что я? — скривился Лыков. — При чем тут я? Для такого случая имеется много верных способов. И самый первый — установить за начальником тайное наблюдение. Фиксировать каждый его шаг! Второй способ — покопаться в его биографии и анкетах. Кто он, откуда, давно ли в НКВД… И все это надо сделать тихо, чтобы он ничего не заподозрил. Есть и другие способы, но, думаю, пока что хватит и этих. А там будет видно.

Очень редко доводилось Лыкову произносить столь длинные речи. А потому, закончив говорить, он устало выдохнул и закрыл глаза.

— Закурить бы сейчас, — сказал он.

Карагашев молча протянул ему портсигар.

— Убери и не искушай, — усмехнулся Лыков. — Какое уж тут курево? Накурюсь, и будет пахнуть от меня табаком. Обязательно кто-то унюхает и подумает, а то и скажет вслух: это кто же тебя угостил такими добрыми папиросами? И, главное, за какие такие заслуги? Уж не за доносительство ли? Доказать, конечно, никто ничего не докажет, ну да тут и доказательства-то не нужны. Тут хватит и подозрений. И — был Лыков, и не стало Лыкова… Так что спрячь свой портсигар до лучших времен.

— Извини, — смущенно улыбнулся Карагашев. — Совсем я еще зеленый следователь. Многому мне еще надо учиться…

— Ничего, научишься, — сказал Лыков. — Давай попробуем определиться с основной версией всей этой круговерти с убийствами. Кстати, у следствия имеется такая версия?

— Пока что следствие считает, что все убийства — дело рук блатных, — сказал Карагашев. — Для чего они все это сотворили? Ну, скажем, оперуполномоченный узнал о какой-то их тайне. Например, о готовящемся побеге. Вот они его и того… А заодно и его осведомителей. Ведь что такое осведомители? Это глаза и уши оперуполномоченного. И вот теперь нет ни оперуполномоченного, ни его глаз и ушей. И никто ничего не знает… Можно спокойно готовиться к побегу.

— Мы с Игнатом обсуждали эту версию, — сказал Лыков. — Вертели ее так и сяк, рассматривали с разных сторон и окончательно отвергли как несостоятельную.

— Насколько я понимаю, у вас имеется другая версия? — поинтересовался Карагашев.

— Да, — сказал Лыков, — имеется.

— Какая же?

— Ну, во-первых: блатные тут ни при чем, они не убивали. Соответственно, и оперуполномоченного, и его осведомителей убил кто-то другой. По всему выходит, что в лагере есть какая-то другая сила, причем гораздо серьезнее и страшнее, чем блатные. И это будет во-вторых. Но что это за сила? Что мы о ней знаем? Пока только то, что она есть. И вот версия такая: предположим, оперуполномоченный каким-то образом прознал про эту силу. Например, с помощью кого-то из осведомителей, и попытался предпринять какие-то действия. А