Немало помогало и очень недурно организованное обозное хозяйство. Которому, как и обуви, король уделял с каждым годом все возрастающее внимание.

Стандартный армейский фургон был достаточно жестким и легким, имея в своей конструкции немало металлических узлов. Особенно выделялись колеса, которые надевались на кованные полуоси, вбитые в бруски мостов. Сами же колеса представляли собой довольно легкую, но прочную конструкцию с точеными спицами, гнутым трехчастным ободом, охваченным кованой полосой. Главным же ноу-хау колес были кованные железные трубки подшипников скольжения со смазкой из дегтя. Из-за чего фургон катился радикально легче, чем обычная телега тех лет, снижая утомляемость лошадей и повышая проходимость обоза. Кстати, довольно большой диаметр колеса упрощал в случае чего вытягивания повозки силами личного состава. Длинные, прочные спицы позволяли легко схватится за них и толкать, выдергивая фургон из грязи или иной неприятности.

Не меньшим подспорьем оказались и подковы. В XV веке на Руси они употреблялись совсем маленькие — либо на переднюю четверть, либо на половину. Да и то — не всегда и не везде. Масса лошадей по степной традиции вообще без подков щеголяла. Ну а что? В степи кузнеца иной раз днем с огнем не сыщешь, а лошадей много. Поэтому чего голову морочить? Повредила копыто? Значит это уже не транспорт, а еда. Да, понятно, в степи встречались и дорогие лошади, но эта практика распространялась и на них. Так что, находясь под сильным влиянием степи Русь мало практиковала подковы, имевшие самое ограниченное хождение, да еще и в архаичных формах. Мода на нормальные подковы заехала на Русь из Ливонии в XVI веке, но развитие получилось только, по сути, при Петре Великом.

Иоанн же свет Иоаннович, как глянул на то, что творится в этом вопросе, так и ошалел. Поэтому всем лошадям, что состояли на королевской службе, в обязательном порядке стали ставить подковы. Да не местную архаику, а нормальные. Благо, что король облик классической подковы прекрасно себе представлял[1].

Не все его новаторскую идею оценили и одобрили. Далеко не все. Ведь жили же как-то раньше и ничего. Однако он настоял. И результат превзошел все ожидания. Конский состав начал радикально меньше получать травмы копыт. Особенно идя под нагрузкой. Дошло до того, что для обозных лошадей стали ставить даже замкнутые подковы, еще больше повысившие «выживание» «лапок» этих копытных созданий.

Вот и выходило, что нормально подкованные лошади с грамотным обозным парком и отсутствием лишнего барахла позволили избежать значимых потерь на переходе от устья Днепра до Перекопа. Там армия простояла три дня, в ожидании оперативных разведывательных сведений. Заодно и отдыхая. И пошла дальше, в сторону старой столицы Крымского ханства. И вечером 19 июля передовые разъезды смогли обнаружить лагерь осман.

Османы стояли своим обычным лагерем. Собрали из повозок вагенбург и разместились внутри.

День клонился к закату и начинать сражение было уже поздно. Поэтому Иоанн и не стал этого делать. Но неприятелю отдыхать тоже не дал. Для чего он, дождавшись уже сумерек, выдвинул батарею фальконетов поближе к лагерю неприятеля, и дал по нему залп. После чего быстро свернулся и ушел. Само собой, прикрывая артиллерию кавалерией. На случай, если османы контратакуют.

Зачем это было сделано? А чтобы спалось неприятелю лучше. Вроде урон небольшой. Но… прошлая битва при Салачике завершилась ведь именно ночной атакой. А значит, что? Правильно. Неприятель всю ночь будет ее ожидать. И утро встретить не выспавшимся и утомленным. В отличие от людей короля…

Утро.

Легкий туман.

Армия королевства Русь была уже развернута. В центре встали полки пехоты, перед ними батареи, а в тылу кавалерия, дабы единым кулаком можно было выплеснуться на любой фланг.

Османы же решили остаться в вагенбурге. Конницы у них почти не имелось, так как это войско шло осаждать и брать Перекопскую крепость. Конница же экспедиционного корпуса отошла на восток, чтобы блокировать войска герцога Боспорского на одноименном полуострове.

Постояли немного.

Паша, командующий этим войском, даже не дергался. Куда ему лезть в чистое поле против Иоанна? О том, что у того, наверное, самая сильная полевая армия в мире и так все вокруг знали. А тут еще вон — во всей красе стоит: с многочисленной полевой артиллерией, что покрыла себя великолепной славой при Вильно, и кавалерией. Тоже, кстати, весьма мощной и прославленной. Поэтому он рассчитывал на какой-то успех только от обороны. Благо, что стрелков из лука у него хватало, как и легкой артиллерии, способной умыть кровью штурмующих.

Иоанн же, поняв замысел противника, лишь пожал плечами и просто скомандовать выдвижение. Мерное и аккуратное, с сохранением боевого построения. При этом орудия тащили на плечевых оттяжках, что фальконеты, что кулеврины. А вот легкие бомбарды перемещали конные упряжки. Этот новый тип артиллерии представляли собой знаменитые «единороги» Шувалова. То есть, слегка удлиненные гаубицы с довольно тонкими стенками ствола. Из-за чего они были существенно легче аналогичного по калибру фальконета или кулеврины, даже исполненного с той же длиной ствола.

Шувалов погнался в свое время за химерой универсального орудия и получил, как и полагается в таких делах, ни к чему толком не годное универсальное гуано. Ядрами такие орудия стреляли очень скверно. Им не хватало ни длинны ствола для должного разнога, ни мощи порохового заряда из-за слишком тонких стенок. А те ведь надлежало пускать с наибольшей начальной скоростью по максимально настильной траектории, чтобы они шли вскачь, при ударе о землю.

Картечью единороги били тоже погано. Нет. Стреляли, конечно. Но из-за короткого ствола и слабого заряда — недалеко. Если аналогичные им по калибру батарейные пушки, каковым примерно соответствовали кулеврины Иоанна, били тяжелой вязаной картечью на полторы сотни метров, а упакованной в жестяную банку, то и на все двести. То единороги разили ей едва на сто. Тяжелой. Мелкой — еще ближе.

Хорошо выходило стрелять только гранатами — полыми чугунными шарами, начиненными порохом. Но поражающее действие этих снарядов было слабым. Осколки разлетались недалеко. Из-за чего для верного поражения противника требовалось прямое попадание. А точностью единороги не отличались. Издержки короткого ствола и гладкоствольной конструкции.

Вот и выходило — что для полевого боя это совершенно бестолковое орудие. Из-за чего после завершения Наполеоновских войск его убрали из расписания полевых ордеров, заменив разного рода пушками. Причем окончательно убрали, начав этот процесс еще раньше. И оставив только в парках осадных, крепостных да корабельных.

Зачем же Иоанн ввел это орудие у себя? Ради чего? Так ради того единственного преимущества, каковым оно обладало. Легкости на удельный калибр. Ведь восьмифунтовая бомбарда весила как трехфунтовых фальконет, а картечи могла выкинуть куда как больше. За раз. Да, недалеко. Но это было самое то, чтобы подъехать, жахнуть и свалить. Вот король и ввел восьмифунтовые единороги под наименованием «бомбарда легкая, полевая» для созданной им конной артиллерии. И сразу три батареи.