сравнявшись с Юрой в росте, нежно прижалась к нему и, прикрыв глаза, поцеловала.

* * *

Ираида Антоновна распорядилась помянуть Володю на сороковой день в его мастерской, сразу после оглашения завещания. «Нас будет восемь, — кричала она в трубку невестке, — я, ты, Вера, Олег, Галя, Саша, Андрей и Лера! Восемь — Володино число, хотя он любил семерку, она символизирует тайну и знание». И коротенько, минут на сорок, прочла Анне Федоровне лекцию о нумерологии. Как всегда свекровь сочла излишним посоветоваться, просто довела до сведения, что будет так и никак по-другому. Заклинала ничего руками в мастерской не трогать, не двигать, не подметать, чтоб все было так, как оставил Володя, в последний раз покинув мастерскую.

Анна Федоровна не возражала. За многие годы, что они знали друг друга, она ни разу не возразила свекрови: не потому, что боялась или заискивала, нет; как ни странно, их взгляды совпадали. Это было тем более странно, что по характеру, темпераменту эти женщины были до удивления разными: Ираида Антоновна — открытая, резкая, бескомпромиссная, хулиганистая, и Анна Федоровна — сдержанная, закрытая, холодная, чуть надменная, с манерами светской дамы.

Когда Вера с матерью подъехали к дому на Масловке, где находилась мастерская, началась самая настоящая метель. Резкий, колючий ветер срывал комья снега с крыш и метко бросал в лица прохожих.

— Мам, смотри, я похожа на снеговика. — Вера первой вошла в мастерскую и сразу же направилась к большому старинному зеркалу, расположенному напротив двери. — Вся белая, и нос красный.

— Не погода, а знаки какие-то.

Они стояли в прихожей, отряхивая друг друга от снега. Анна Федоровна предусмотрительно разложила на полу тряпку.

Вера настороженно взглянула на мать.

— В каком смысле?

— А в таком: когда я в первый раз сюда приехала, все было точно так же.

Вера вспомнила, как она впервые привела сюда Олега познакомить с отцом. И погода повела себя таким же образом. «К чему бы это?» Она собралась было рассказать об этом матери, но передумала. Вере и так с трудом удавалось отогнать мысли об Олеге, а заговорить о нем вслух означало бы свести на нет все усилия по работе над собой — решение принято, и больше никаких сомнений.

Они прошли по маленькому коридорчику и оказались непосредственно в мастерской. Это был большой зал. На стенах высотой метров десять-двенадцать не было живого места — картины, картины, картины. В художественном беспорядке стояло несколько мольбертов. В глубине — большой стол овальной формы. Хозяин любил принимать гостей. Налево — «склад готовой продукции», как шутливо называл Иваницкий комнату, где хранил картины. За ней — «арсенал», небольшое помещение для подрамников, холстов, красок. Небольшая перегородка слева скрывала дверь, ведущую в комнату отдыха. Художник любил работать ночью, а с рассветом — отправиться поспать часочек-другой.

Женщины прошли прямо к столу. Вера поставила на стул хозяйственную сумку.

— Я сейчас протру влажной тряпкой, — она провела пальцем по пыльной поверхности стола, оставив след, — потом все остальное. — И направилась к колонке.

— Ты не забыла свечи? — спросила Анна Федоровна, заглядывая в сумку.

— Они в боковом отделении.

Вера ловко вытерла стол. Разложила чистую хрустящую скатерть, которую достала из сумки. Оттуда же вынула тарелки, ножи, вилки, коробку бокалов, несколько подсвечников. Вдвоем молча начали сервировать стол.

— Вера, — Анна Федоровна с мольбой посмотрела на дочь, — Верочка, прости Олега, тебе самой сразу станет легче.

— Не знаю, — не глядя на мать, Вера сосредоточенно протирала бокалы полотенцем, — не думаю.

— Вот увидишь, — Анна Федоровна подошла, обняла дочь за плечи, — это такое счастье, когда есть кого прощать. Когда тот, кого ты можешь простить, жив, здоров, любит тебя. Ждет твоего прощения.

— Постой, — Вера вгляделась в лицо матери, — ты хочешь сказать, что, если б был жив отец, ты бы его простила?

— Ну разумеется.

— Мам, — Вера уткнулась ей в плечо, — я так устала. Эти безумные сорок дней. Удар за ударом, не успеваешь прийти в себя.

— А ты воспринимай это иначе. Ты потеряла отца, но зато приобрела сестру и брата.

— Послезавтра, — в Верином голосе зазвучали жесткие нотки, — нотариус огласит завещание, то-то мне покажут сестрица и брат.

Из дневника Владимира Иваницкого

Алик Цветков познакомил меня с Наташей Медведевой. Оказывается, он знает ее еще по Парижу. Чего ею пугают? Нормальная хулиганка, красивая, талантливая баба. С удивлением узнал, что она еще и член Международного союза художников. Жадная до всего: поет, рисует, делает коллажи, пишет стихи, песни, романы, публицистику. А еще и вяжет. Как-то с ее образом это мало сообразуется, но мне думается, что от нее ждут всегда чего-нибудь эдакого, провоцируют ее, ну она им и выдает по первое число, чтоб мало не казалось, чтоб руками не трогали и близко не подходили. Подарила книжку — там роман и дневники. Полистал, наткнулся на вопросник Второй день сижу, отвечаю на вопросы.

Что Вы делаете, если просыпаетесь среди ночи?

Думаю о смерти. Это помогает жить.

Какое самое нелестное высказывание о себе Вы слышали?

Что я стяжатель.

В какие игры Вы играли в детстве?

В вышибалы.

Что Вам нужно, чтобы взбодриться?

Взять в руки кисть или карандаш.

Кто Вас больше всех любит?

А черт его знает. Наверное, собака. Ой лукавишь, Вольдемар, ой лукавишь. Во всяком случае, чтобы узнать наверняка, нужно помереть. А уж там посмотрим.

Вы сильно будете переживать, если у Вас выпадут волосы?

Сильно, но, чтобы утешиться и отвлечь себя от грустных мыслей, куплю рыжий парик и буду бегать трусцой вокруг дома.

Что бы Вы сделали с человеком, стрелявшим в Вас, но промахнувшимся?

Написал бы его портрет, повесил на видном месте, чтобы не забывать, кому обязан вторым рождением.

Какой поступок Вы совершили (или нет), о котором очень сожалели после?

Чтоб сожалеть — нет. А вот за многие поступки до сих пор стыдно.

Ваше самое сильное разочарование?

Толстой написал бы, что жизнь, — потому, что она конечна, а он не мог примириться со смертью. А я… Нет пока ответа. Буду еще думать.

Что Вы будете лечить, если заболеете, — свой дух или свое тело?

Я-то дух, а мои домашние примутся за мое бренное тело.

Чем Вы занимаетесь, когда остаетесь в одиночестве, и часто ли такое бывает?

Работаю.

Что Вы думаете о слишком худом человеке?

Ха-ха, чтоб его ветром не унесло.

Вы следуете политкорректности?

Не следовал и впредь следовать не собираюсь.

Что Вас больше всего раздражает в людях?

Жадность, тупость, эгоизм, распущенность, отсутствие деликатности.

Под вашей подушкой постоянно лежит: …?

Надо посмотреть.

Кого Вы охотно