А тем временем к юго-западу от нас к Королевской линии шли марсиане.

Когда в Миддлсексе и Бакингемшире был воздвигнут марсианский Кордон, Эрик Иден, ввиду обстоятельств временно восстановленный в чине майора, оказался снаружи, и их с товарищами немедленно отозвали назад.

Но теперь Эрик снова был на линии фронта в марсианской войне.

На сей раз он укрывался в траншее, наскоро прорытой поперек Вестерн-авеню, недалеко от перекрестка с Хэнгер-лейн, к северу от Илинга, – траншея была частью Королевской линии. Он стоял на стрелковой ступени и, выглядывая из-за бруствера, сложенного из мешков с песком, смотрел на запад, туда, откуда должны были прийти марсиане. На нем был тяжелый противогаз, мешающий обзору; в руках Эрик сжимал винтовку со штыком. Глаза ему закрывали защитные очки, где-то за спиной уже открыли огонь пушки, и поэтому Эрик почти ничего не видел и не слышал.

И все же он чувствовал уверенность: он знал, что здесь, на этом рубеже, который с самой высадки марсиан был обречен встретить их натиск, сопротивление было организовано лучше всего.

Сам Уинстон Черчилль, военный министр, накануне провел смотр войск, пока на линии вовсю кипела работа. Говорили, что он самое высокопоставленное лицо из всех, кто остался в городе, и что он многое сделал для организации обороны. Для такого человека, как Черчилль, война была родной стихией. Я всегда гадала, что было бы, если бы он остался в тот день в Лондоне и отважился поставить все на карту, как и поступал всю свою жизнь. Если бы Черчилль выжил, то вне зависимости от того, пал бы город или уцелел, он бы остался в веках как герой. Этот мужчина сорока пяти лет, высокий, мощный, больше похожий на вояку, чем на министра, стоял на бруствере в грязных сапогах, упершись руками в бока, и призывал:

– Разбейте их здесь, на этой линии, проломите их тонкую броню, и тогда мы будем бить их везде, где только увидим. Ведь их не так много. А если кому-то из вас суждено уйти в мир иной – прихватите с собой одного из них. Их сотни – но нас миллионы: нам ничего не остается, кроме как победить!

Наградой ему стали бурные аплодисменты. Черчилль был человеком, способным вести за собой – к триумфу ли, к катастрофе, – но вести.

И Эрик знал, что эти воодушевляющие речи кое-чем подкреплены. Его уникальный опыт обеспечил ему доступ к сведениям, которые оставались достоянием избранного меньшинства. Он знал, что, если линию прорвут, марсиан встретят не только пулеметчики, артиллеристы и пехота, но и особое оружие, которое пока держалось в секрете.

Наконец пришло время претворить в жизнь все поспешно составленные планы.

Было еще раннее утро, когда послышались первые выстрелы.

Все началось с артиллерийского огня. Палили пушки, которые стояли далеко за линией обороны. Самые тяжелые орудия находились в нескольких милях оттуда – в том числе корабельные, доставленные из портов на машинах и в грузовых вагонах. Снаряды летели над Королевской линией, над траншеями, где укрывались солдаты, и с глухими ударами обрушивались где-то впереди, на западе, словно великан тяжело ступал по земле.

Эрик осторожно высунул голову за бруствер и увидел, как падают снаряды, поднимая фонтаны грязи, как брошенные дома охватывает огонь, как над лесами, полями и парками взмывают языки пламени. Ему был известен план – создать огневой вал: пушки методично зачищали местность, посылая снаряды все ближе к линии обороны. Марсиане, как было хорошо известно со времен Первой войны, не могли выстоять перед артиллерийским огнем. По задумке, именно обстрел должен был нанести противнику наибольший урон: огромные боевые машины пали бы под градом снарядов, и тогда настал бы черед пехоты – солдаты атаковали бы марсиан, разя их из винтовок, пока те выбирались из своих вдребезги разбитых механизмов.

Пока падали снаряды, Эрик огляделся. Траншеи шли зигзагами, и край линии был скрыт; такая форма была выбрана намеренно, чтобы случайный пожар, вызванный взрывом, не поразил всю линию обороны – этот урок британцы усвоили, сражаясь с бурскими повстанцами в Южной Африке. Солдаты выстроились на стрелковых ступенях и на дощатых настилах за ними, готовые перейти через бруствер. Наблюдатели смотрели в бинокли, силясь что-то разглядеть сквозь стену из огня и дыма. Это была настоящая военная машина, единая система, которая объединяла людей, технику и укрепления и подчинялась одной цели – система, продуманная и налаженная за каких-нибудь несколько дней.

И вот наконец послышались крики.

– Там!

– И вон там!

– Да, да, вижу – наступают по всему фронту!

Люди вдоль всей линии зашевелились, взволнованно показывая пальцами за бруствер. Эрик протер очки и вгляделся в клубы дыма.

Они наступали: тонкие стальные ноги изгибались при ходьбе, массивные ступни тяжело опускались на землю, и в каждой машине сверху, под колпаком, за свисающими металлическими щупальцами, скрывался живой марсианин. Казалось, они вырастают из дыма, словно явились прямиком из чьих-то безумных грез. Они шли длинными рядами – за передней шеренгой угадывались следующие. Едва выйдя из мглы, эти гиганты грозно нависли над жалкими человеческими укреплениями. Они наступали бесшумно – Эрик различал только грохот пушек, которые продолжали палить.

А боевые машины стреляли в ответ – прямо на ходу. Эрик видел, как они шли, причудливо выгибая ноги, и поворачивали свои медные колпаки, а ловкие щупальца стремительно двигались, направляя генераторы тепловых лучей то в одну сторону, то в другую. И снаряды, пролетевшие несколько миль, чтобы поразить мишени, разрывались в воздухе над ними, рассыпаясь безобидной шрапнелью.

Но даже марсиане промахивались, даже они были смертны. Один крупный снаряд врезался прямо в строй марсиан. Траншеи взорвались криками; солдаты потрясали кулаками. Боевая машина пошатнулась. Ее колпак превратился в комок смятого металла, окрашенный чем-то багряным – возможно, марсианской кровью. Лишившись управления, треножник потерял равновесие, накренился, зацепил соседа – и обе боевые машины начали падать наземь, словно вековые деревья.

– Двое! – крикнул юный солдат недалеко от Эрика. Его лицо было скрыто противогазом. – Двое!

Он подскочил и потряс кулаком, затянутым в перчатку.

– Вниз, дуралей! – Эрик схватил солдатика за шиворот и вернул за бруствер.

Когда треножники рухнули на землю, грянул взрыв такой силы, словно в нескольких ярдах от них приземлился пятидесятифунтовый снаряд, и съежившегося Эрика окатило горячей волной. Послышались крики: мощный удар поразил людей, которые не успели укрыться.

Когда Эрик вновь осмелился выглянуть наружу, он стал свидетелем одного из тех примечательных проявлений марсианской взаимовыручки, которые во время Первой войны так поражали наблюдателей. Даже под артиллерийским огнем, даже когда люди начали стрелять из полевых пушек и гаубиц, увидев легкую цель, прочие марсиане прекратили наступление. Некоторые из них склонились над упавшими и растянули над ними что-то вроде палатки, не переставая при этом отстреливаться от прилетающих снарядов. Марсиане были так близко, что Эрик слышал треск шрапнели, которая отскакивала от их брони, не причиняя им никакого вреда. Сгрудившись вокруг упавших собратьев, марсиане вытянули свои длинные щупальца и начали оттаскивать поврежденные машины с линии огня. Эрик знал: если они не изменили своим привычкам, раненых марсиан вместе с машинами отнесут обратно в ямы, за Кордон.