– Да? – ответила она ледяным тоном.

Сохраняй спокойствие и постарайся объяснить, как было дело.

– Лаура, я прошу у тебя прощения, меня вызвал начальник полиции и…

– Что-то случилось, я поняла.

Тогда почему так сухо?

– Послушай, можно все исправить. Если ты спустишься через четверть часа, я за тобой заеду.

– Нет.

Совершенно невозмутимо. Сухо и холодно, как выстрел в грудь. Но он решил настаивать.

– Еще не так поздно. Ты поужинала?

– Я передумала.

Голос был бесстрастным, в нем не было ни злости, ни отчаяния. Как гладкие стены, по которым скатываются, не оставляя следов, слова.

– Хорошо, но я хочу тебя вернуть.

– Слишком поздно.

– Ладно, я все равно приеду.

– Нет.

– Побудем вместе хоть полчаса!

– Нет.

– Ты обиделась? Я звонил на работу, чтобы предупредить тебя, и на мобильный. Я не хотел…

– Я не обиделась.

– Хорошо. Завтра увидимся?

– Не думаю.

– Почему?

– Я решила: этот вызов к начальнику, это знак… Все предопределено.

Звонок Бонетти-Альдериги? Предопределено? Кем?

– В каком смысле, извини?

– В том смысле, что судьбе так угодно. Значит, между нами ничего быть не может.

Что за бред!

– Ты хочешь сказать, что веришь в эти глупости?!

Она молчала, и тогда Монтальбано разозлился:

– Может, ты и гороскопы по утрам читаешь?

Лаура положила трубку.

Монтальбано попробовал перезвонить, но ему никто не ответил.

Аппетита, естественно, не было.

Оставалось посидеть на веранде с сигаретой и виски, пока не уляжется злость, и пойти спать.

Минутку, Монтальбано.

Не кажется ли тебе странным, что единственное чувство, которое ты в данный момент испытываешь, – это злость? Не боль, не разочарование?

А если ты злишься, как это объяснить?

Проверь, хватит ли сигарет и виски, и подумай об этом.

Сигарет оказалось три пачки, а виски меньше чем полбутылки. Надо припасти новую.

Он съездил в бар, вернулся и, открывая дверь, услышал телефонный звонок. В спешке роняя ключи, вбежал в дом, поставив бутылку на пол.

Подняв трубку, естественно, услышал гудки.

Ну почему, почему он никогда не успевает ответить?!

Конечно, это Лаура.

Что делать? Перезвонить? А если это не она? Телефон зазвонил снова.

– Лаура!

На другом конце повисла гробовая тишина. Черт, должно быть, снова проклятый Бонетти-Альдериги!

– Кто это?

– Это Ливия.

Его бросило в пот.

– Могу я узнать, кто такая Лаура?

В отчаянии он не знал, что сказать, и засмеялся:

– Ха-ха-ха!

– Что смешного я спросила?

– Ты ревнуешь, да?

– Конечно. Отвечай, не валяй дурака.

Он ответил таким тоном, будто говорил Бонетти-Альдериги с высоты своего положения.

– Не поверишь, когда ты позвонила, я как раз вспоминал имя возлюбленной Петрарки и, сняв трубку, неожиданно его вспомнил, он… она… это…

– …мы …вы …они, – добавила Ливия. – Думаешь, я настолько глупа, чтобы тебе поверить?

Пот стекал ручьями по лбу Монтальбано и заливал глаза, трубка выскальзывала из мокрых рук.

– Прости, можно я перезвоню тебе через пять минут?

– Нет! – И Ливия повесила трубку.

Как некстати позвонила Ливия! Он вернулся к входной двери, взял стоявшую на полу бутылку и отнес на веранду. Принял душ и, опечаленный, сел за стол.

Так о чем он хотел подумать?

Ах да! Почему он испытывает злость, а не сожаление или боль.

Почему именно сейчас надо об этом думать? Когда в голове такой кавардак… Разве нельзя найти более подходящее время?

Нет, сейчас самое подходящее. И не юли, как маленький ребенок.

Смелее, вперед!

Когда человек злится? Отвечай.

Ну, есть много причин, по которым…

Не надо ходить вокруг да около, как сказал бы господин начальник полиции. Ближе к делу. Вопрос очень простой: почему тебя разозлил отказ Лауры?

Ну, потому, что я очень хотел ее видеть и…

Уверен?

Конечно.

Нет, дорогой, не ври самому себе! Ты как будто раскладываешь пасьянс и сам же при этом мухлюешь.

Тогда почему?

А я тебе скажу. Потому, что обломилось задуманное.

Нет, не надо так, выходит вульгарно. Как будто я просто хотел ее…

Да? Не это ли было твоей целью?

Да ладно, не говори ерунды!

Ерунды? Если бы ты любил ее по-настоящему, тебе было бы сейчас грустно, больно, одиноко, все что угодно. А ты злишься.

Объясни-ка подробнее.

Если ты злишься, это значит, что твои чувства к Лауре – не настоящая любовь. Злость означает, что ты относишься к ней как к вещи, которой хотел бы обладать, а она в последний момент уплыла у тебя из рук.

Это значит, что я считаю ее…

К примеру, рыбой. Ты закинул сети. В них попалась рыба. Но когда ты тянул сети, рыба умудрилась выбраться и, освобожденная, уплыла в море. А ты остался, как идиот, с пустыми сетями. Поэтому и злишься.

Значит, то, что я испытываю к ней, это…

Влечение. Вожделение. Тщеславие. А может, она для тебя что-то вроде плота, за который ты в отчаянии цепляешься, чтобы не захлебнуться в волнах надвигающейся старости.

Значит, это не любовь?

Нет. И знаешь, что я тебе скажу? Если бы ты и вправду был в нее влюблен, ты бы попытался понять ее мотивы, ее сомнения.

Он размышлял так два часа, пока бутылка виски не опустела. Голова устало склонилась на руки, сложенные на столе, и на него навалился тяжелый полусон.

Разбудила его утренняя прохлада.

Он вошел в дом, принял теплый душ, побрился, выпил кофе.

В голове крутился один вопрос: сможет ли он не искать встреч с Лаурой? Хватит ли у него на это сил?

В итоге он принял решение: уважать ее чувства, не форсировать ситуацию и не брать на себя инициативу.