Как стало очевидно уже в июле 1941 года, оказывавший ожесточенное сопротивление Советский Союз не собирался уступать претензиям Гитлера на мировое господство, даже потеряв в первые недели войны громадные территории и сотни тысяч красноармейцев. Перед вермахтом открывались все более широкие просторы, и ему противостояли все более многочисленные резервы русских. Гитлеровские войска выигрывали одну битву за другой, быстро продвигались вперед, окружая крупные группировки противника и сея хаос в его рядах, как и было предусмотрено планом «Барбаросса», но Красная армия держалась и словно не обращала внимания на свои неудачи. «Колосс на глиняных ногах», как Гитлер называл Россию, упорно не желал разваливаться. С самого начала борьба с обеих сторон приняла беспощадный характер. Никогда еще немцы не несли столь высокие потери в течение относительно короткого промежутка времени.

Даже допинг, который, как и во время Французской кампании, использовался во время этого молниеносного продвижения – прежде всего офицерами, – не приносил большой пользы. Перед началом военных действий стимулятор выдавался санитарной службой солдатам танковых войск. В течение нескольких месяцев каждая группа армий получила почти 30 миллионов таблеток[238][239]. Тем не менее первитин не принес быстрой победы, и в скором времени расходы на него должны были значительно возрасти, поскольку русские подтягивали из своего необъятного тыла все новые и новые дивизии.

Именно в этот решающий начальный период, в августе 1941 года, Гитлер заболел – впервые за несколько лет. Как всегда, около одиннадцати утра его слуга Линге с бледным от бункерной жизни лицом постучал в дверь бункера № 13. Однако Гитлер все еще лежал в постели. У него отмечались повышенная температура, озноб, понос и боль в суставах. Предположительно это была дизентерия.

«Мне позвонили по телефону и сказали, что я должен срочно явиться к фюреру. У него будто бы внезапно закружилась голова»[240]. Известие о недомогании его пациента застигло Морелля в пристройке 190, в так называемом «бараке трутней» – чрезвычайно тесном рабочем помещении, вызывавшем клаустрофобию, куда почти не проникал свет, которое он был вынужден делить с сыном имперского фотографа Гоффмана. Лейб-медик быстро нашел в заваленной фотооборудованием и медикаментами комнате свою черную сумку и поспешил к Гитлеру. Тот без сил сидел в постели, словно кукла, и явно нуждался в медицинской помощи, ибо ему в скором времени предстояло провести совещание, посвященное положению на фронтах, на котором он должен был принять судьбоносные решения.

Однако на сей раз витаминов и глюкозы оказалось недостаточно. Нервничая, Морелль поспешно приготовил витамультино-кальциевую смесь и добавил в нее стероид гликонорм – гормональный препарат собственного изготовления, включавший выжимку из сердечной мышцы, надпочечников и поджелудочной железы свиньи и другого домашнего скота. Настоящий допинг. Инъекция прошла не так гладко, как обычно. «Во время укола сломалась игла»[241]. Дабы утолить острую боль, Гитлер принял 20 капель долантина – опиоида, по своему действию сходного с морфином[242]. И все же понос, как при дизентерии, не прекращался. «Пациенту А» пришлось остаться в постели, и совещание, назначенное на двенадцать часов в бункере Кейтеля и Йодля, прошло без него. Диктатор недееспособен – это сообщение стало в Ставке сенсацией.

«Фюрер сильно раздосадован, – записал в тот вечер Морелль. – В столь отвратительном настроении я еще никогда его не видел»[243]. Лейб-медик продолжил оздоровительный фармакологический курс и очень скоро с помощью инъекций изгнал дизентерию из организма больного. Уже на следующий день Гитлер провел совещание, приложив все усилия, чтобы компенсировать свое вынужденное однодневное бездействие. Застарелый конфликт между ним и генералами Генштаба, которые, воспользовавшись его отсутствием, поспешили осуществить действия, казавшиеся им необходимыми, разгорелся с новой силой. Камнем преткновения было направление главного удара при осуществлении дальнейшего наступления. В отличие от своего фюрера, генералы считали первоочередной целью Москву: они планировали захватить советскую столицу в результате одного решающего сражения и тем самым завершить кампанию. Гитлер отстаивал другую стратегию: группа армий «Север» захватывает Ленинград и отрезает Красную армию от Балтийского моря, одновременно с этим группа армий «Юг» наступает по территории Украины в направлении Кавказа, где расположены источники сырья, имеющего огромное значение для ведения войны.

Этот кризис и побудил лейб-медика обратиться к концепции «немедленного восстановления». Благодаря ей ему удалось предотвратить ситуацию, когда «Пациент А» оказался бы прикованным к постели и оттесненным на второй план от руководства войсками. Теперь Гитлер последовательно получал профилактические инъекции. Морелль, ставший типичным приверженцем полипрагмазии (массированного лечения), прописывал все новые средства в изменявшейся концентрации, пробовал то одно, то другое[244],[245] не пытался ставить точные диагнозы, но постоянно совершенствовал свое «медикаментозное базовое обеспечение»[246]. В скором времени в число компонентов этого «обеспечения» вошли такие разнообразные средства, как тонофосфан – стимулятор обмена веществ, разработанный фирмой «Хёхст», который сегодня находит применение в ветеринарии; гомозеран – вещество, богатое гормонами и повышающее иммунитет, получаемое из крови рожениц[247]; половой гормон тестовирон, повышающий либидо и жизненные силы; орхикрин, получаемый из бычьих яичек, который помогает при депрессии; простакринум, получаемый из семенных пузырьков и простаты молодых бычков.