Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тяжелы мысли, что со всех сторон облепили разум, вдруг вспорхнули, будто стая испуганных птиц, и разлетелись в разные стороны, а я нервно оглянулась, пытаясь сфокусировать заплывший взгляд на парне.
Ермилин едва заметно прищурился, а потом покачал головой и снова исчез в сенях. Появился через пару мгновений, и на этот раз держал в руках вязанную тяжелой вязкой женскую кофту. Скорее всего, раньше она принадлежала жене Дмитрия Егоровича. На мой вопросительный взгляд парень только махнул рукой:
- Я спросил разрешения, не парься.
Марк осторожно набросил кофту на меня. Стало теплее и спокойнее.
- Двигайся, - Ермилин довольно бесцеремонно подвинул меня в сторону, освобождая место на верхней ступеньке и для себя.
Стало еще теплее, когда мы практически вжались друг в друга плечами. Теперь на огонь смотрели уже оба, а тот продолжал беситься, не в силах преодолеть искусственный барьер и дотянуться до нас. Я напряженно сжала губы и всего на секунду бросила взгляд на парня. Заметила в блестящих глазах отблески пламени и быстро отвернулась, непроизвольно вздрогнув.
- Как Егор? – спросила спустя несколько долгих минут молчания.
Сделать это вслух почему-то не получилось - с губ сорвался едва слышный хриплый шепот и пришлось откашляться. Если бы Марк не сидел ко мне впритык, то точно бы не услышал.
- Дрыхнет без задних ног, - почему-то в голосе Ермилина не было привычных смешливых ноток, что меня удивило и даже испугало: - Дед Дима ему на печке постелил.
- Бедный ребёнок, - я нервно потерла ладони об обтянутые джинсовой тканью коленки и тряхнула волосами: - Не представляю, как он переживает.
Ермилин задумчиво покивал. Очередной порыв ветра всколыхнул костер и бросил в нашу сторону потухший прямо в воздухе пепел. Марк отмахнулся от крупного куска и тяжело вздохнул. Прошла еще пара мгновений, прежде чем я вдруг осознала, что парень повернулся и уставился на меня. Прямо на шрам. Прежде чем успела подумать, руки уже взметнулись закрыть шею, а тело дернулось в сторону, как будто Ермилин не посмотрел на изуродованную кожу, а бесцеремонно ткнул в нее пальцем.
- Ася, да хватит уже, - он тяжело выдохнул и снова отвернулся, а я упрямо сжала губы.
Ветер усиливался. Шум был таким громким, словно за высоким забором разбивались о камни тяжелые волны, а не качались деревья.
- Расскажи, - Марк сцепил руки в замок и едва слышно цокнул языком.
Я с трудом уговорила себя опустить дрожащие пальцы и мотнула головой:
- Не хочу.
- Почему?
Вопрос поставил в тупик. Пока я думала, огонь окончательно сдался. Языки пламени становились все мельче и беззащитнее, а Дмитрий Егорович больше не выходил, чтобы подкормить его, подбросив мусор и сухую траву.
- Потому что... - начала отвечать, но осеклась. Попробовала снова, и снова ничего не получилось: - Потому что...
А что "потому что"? Никто никогда ни о чем меня не спрашивал, и я даже не думала о том, чтобы делиться с кем-то собственной драмой. Я не находила ответа на вопрос, хотя очень старалась. Меня накрыло странное чувство, будто я решаю длинное и запутанное уравнение, но без переменных. Ответ очевиден настолько, что разум начал сомневаться в его правильности, ведь сама задача поражала своей сложностью столько лет. Тогда как все может быть так просто?
Ермилин будто понял мои смешанные чувства и беззлобно усмехнулся.
- Ася, у тебя есть друзья?
Я пожала плечами и промолчала, а Марк покачал головой, так и не посмотрев на меня.
- Ты общаешься с кем-нибудь вообще?
- Конечно, - зачем-то уверенно кивнула я: - У меня есть заказчики. Я рисую.
Ермилин, наконец, повернул голову и прищурился:
- Ты же даже не видишь этих людей. Я о другом.
Я дернула плечами и упрямо поджала губы.
- Зачем ты спрашиваешь? Ты же все сам знаешь.
Стало холоднее. Еще пять минут назад ярко горевший костер превратился в черную кучу, в которой завораживающе переливались яркие тлеющие угли. Иногда короткие всполохи взметались в воздух, но тут же гасли. Мир вокруг снова погрузился во тьму, а ветер почувствовал себя свободнее и загудел еще яростнее.
- Расскажи. - снова попросил Марк.
Я прикусила губу, зажмурила глаза и неожиданно сдалась.
Если бы в самом обычном тихом районе на окраине нашего города кто-нибудь спросил, кто такая Ася Тихомирова из пятого дома, то любой местный ответил бы с легкой улыбкой - "тихуша".
Я ненавидела это прозвище. Оно привязалось ко мне с детства из-за фамилии и болезненной скромности. У меня не было друзей в садике, да и в школе я тихо отсиживалась на уроках и лишь изредка общалась с некоторыми девочками из класса. Про мальчишек и говорить не стоило, я боялась их, как огня, а они считали выше своего достоинства заговаривать с непопулярной и унылой Тихушей.
Большую часть времени я проводила дома за рисованием или уроками. Мама, которая давно болела, почти все время спала, папа пропадал на службе, а в квартире всегда пахло лекарствами и одиночеством. Я любила родителей, но понимала, что нужно уехать из города, чтобы раз и навсегда выйти из замкнутого круга и снять с себя ненавистное клеймо. Я хотел поступить в художественную академию и была уверена, что достаточно талантлива, чтобы сделать это бесплатно. Не ходила на курсы, но ежедневно занималась дома по добытым мамой учебникам, бережно охраняя трепетную мечту открыть однажды чистую страницу своей жизни и начать рисовать в ней яркими красками, а не серым грифельным карандашом.
А потом я влюбилась.
Это случилось в начале девятого класса, когда в школу пришел новенький парень по имени Рома. Рома был хулиганом, чертовски обаятельным, улыбчивым и с пронзительно-голубыми глазами, которые я долго еще перерисовывала по памяти на полях школьных тетрадок. Его отец владел заводом за городом и Рома всегда отлично выглядел и без труда выбирался из легких передряг, куда попадал из-за своего характера. Ничего серьезного не случалось, а легкие шалости только добавляли ему шарма. Весь девятый класс я тайно смотрела на Рому и вздыхала, понимая, что мне совсем ничего не светит. Но я ошибалась. К концу года одноклассник с семьей переехал в наш двор и почти всю весну мы ходили вместе в школу. Подружились. А потом он признался мне в симпатии и предложил встречаться.