Дело было не только в том, что он потерял Фанд. Его терзал жгучий стыд за то, что он не сумел спасти ее. Темная, как его горе и вина, и куда более ледяная, зловещая тень страха висела над ним повсюду, куда бы он ни пошел. Даже в его снах Нилу преследовали отголоски пения жриц. Каждую ночь он просыпался в холодном поту ужаса и лежал, страшась снова уснуть и страшась надвигающегося рассвета, не в силах забыть то, что видел и слышал. Прошедший месяц был самым трудным за всю его жизнь, хотя смерть еще четверых его старших братьев сделала его главой собственного отряда и владельцем собственного морского змея. Когда-то он был бы вне себя от радости. Сейчас все, что он ощущал, была тупая ноющая боль.

Его братья погибли во время нападения на крепость людей на берегу южного моря. В тот раз Нила сражался под командованием своего отца, сражался с отчаянной свирепостью, хотя и знал, что эта атака обречена на поражение. То нападение потрясло его до глубины души. Убивать ради самозащиты или для того, чтобы согнать людей с удобного песчаного пляжа и дать усталым малышам провести ночь в безопасности было одним делом. Нападать же без предупреждения, безо всякой жалости умерщвляя детей, женщин и безоружных мужчин, которые лишь секунду назад беззаботно смеялись и танцевали — это уже было совершенно другое. Нила знал, что такое злодеяние может вызвать лишь ответную жестокость.

И все же если бы он отказался сражаться, его казнили бы за трусость и неподчинение. Нила жаждал смерти. У него не было никакого желания жить без радости, любви и нежности. И все же он не хотел умирать такой постыдной смертью, с клеймом труса. Поэтому он пытался найти смерть на поле боя. В ту ночь погибло четверо его братьев, но Ниле как-то удалось остаться в живых, и за равнодушное безразличие к собственной жизни Нила наконец заслужил уважение отца и стал йака, всадником морского змея. Для фэйргийского воина не было более высокой чести, чем эта.

Под командованием у него было сорок воинов. Десять из них были ралисниками, всадниками ралисов, морских существ, обладавших способностью увеличиваться в размере почти вдвое, когда их что-то пугало. У ралисов была блестящая зеленая шкура, скрученный в кольца длинный хвост, раздвоенный на конце, и широкие ласты, заканчивавшиеся двумя твердыми когтями. Его длинную морду окружала густая грива, которая в спокойном состоянии лежала вдоль крепкой изогнутой шеи. Когда же ралис увеличивался до своего самого большого размера, грива вставала вокруг морды дыбом, превращаясь в яркий кроваво-красный ореол, заканчивавшийся черными шипами. Эти шипы были ядовитыми, и одной царапины гребнем ралиса было достаточно, чтобы убить морского змея. Поэтому ралисники были поистине грозной силой в морском бою, поскольку их животные сражались вместе с ними когтями, зубами и гребнем.

Остальные тридцать воинов плыли рядом с ними в своем морском обличье, подныривая под врага и выплывая на поверхность с обеих сторон от него. Называемые заша, они должны были быть очень искусными пловцами, чтобы не отставать от морских змеев и ралисов, которые могли развивать ошеломляющую скорость. Заша первыми принимали свою сухопутную форму и выходили на берег, разыскивая еду для своего йака и безопасное место, где он мог бы отдохнуть. Им приходилось быть беспощадными бойцами, чтобы дожить до повышения до ралисников, поскольку именно они первыми принимали на себя любое нападение. Стать же йака могли надеяться очень и очень немногие.

Со своего наблюдательного пункта на шее у морского змея Нила мог видеть все на много миль окрест. Далеко на севере мелькнула какая-то серебристая вспышка. Он прикрыл усталые глаза ладонью и вгляделся в горизонт. Вспышка мелькнула снова. Изгиб серебристого тела. Взмах хвоста. Это была одинокая фэйргийка, плывущая куда-то. Нила нахмурился. Фэйрги никогда не плавали в одиночку. В морях было слишком опасно. Они кишели дикими морскими змеями и глубоководными чудищами, акулами, электрическими угрями, изобиловали быстринами и рифами. Фэйрги всегда плавали стаями, где у каждого было свое место и свои обязанности.

Он пронзительно засвистел и поднял руку. Два ралисника ответили на его зов и пустились в погоню. Остальные развернулись и последовали за ними, хотя и не столь быстро.

Нила различил судорогу страха, прошедшую по длинному телу фэйргийки, когда она услышала его свист. Она толкала перед собой один из тех длинных челноков, в которых рабыни возят припасы для долгого морского путешествия. Услышав свист, она бросила челнок и еще быстрее заработала хвостом. За ней потянулся длинный белый след взбитой в пену воды. Нила нахмурился еще сильнее и снова засвистел, длинно и резко. Еще два ралисника оторвались от стаи и тоже бросились в погоню за ней. Эта одинокая фэйргийка явно была не из тех, кто по каким-то причинам оторвался от своей стаи. Она пыталась уплыть от них, что означало, что она могла быть сбежавшей рабыней или наложницей. Хотя это вызвало у него сочувствие, Нила не мог позволить ей уйти.

Ралисы были сильными пловцами, и их широкие ласты и длинные хвосты позволяли им рассекать волны с куда большей скоростью, чем могла развить эта фэйргийка. Они стремительно нагоняли ее. Внезапно она развернулась к ним, поднявшись в воде. Нила видел ее белое лицо и длинные мокрые волосы. Ралисники окружили ее. К удивлению Нилы, судя по всему, они слушали ее. Они зашатались на спинах своих ралисов, потом медленно соскользнули с них и скрылись под водой. Ралисы тоже ушли под воду.

На миг Нила замер, пораженный. Фэйргийка поплыла по волнам дальше, увеличивая расстояние между ними. Нила издал несколько яростных свистков подряд. Фэйргийка пением утопила его людей! Это была не обычная рабыня. Ее необходимо было поймать, но просто подплыть к ней и схватить ее было невозможно. В голосе этой женщине крылась колдовская сила. Она могла убить их всех.

Он велел нескольким из оставшихся воинов подобрать их тонущих товарищей и посоветовал остальным заткнуть уши своими меховыми плащами. Он мог только надеяться, что достаточно будет просто заглушить звук колдовского пения. Еще нескольких он послал поймать челнок, теперь безвольно колышущийся на волнах. Когда они привезли его к Ниле, его удивление только усилилось. Внутри оказался большой обитый железом сундук, маленькая арфа, на каких играли люди, несколько железных инструментов и красное бархатное платье. Примерно такой же мусор море выносило на берег после того, как морские змеи пускали на дно какой-нибудь человеческий корабль. В челноке рабыни вряд ли можно было ожидать найти подобный набор предметов.

Фэйргийка отчаянно сопротивлялась. Ей удалось утопить еще нескольких воинов Нилы, стащив с них плащи и вынудив слушать свое пение или заколов их своим кинжалом. Но в конце концов воинам удалось подавить ее сопротивление, и ее, заткнув рот тугим кляпом, приволокли туда, где ждал на своем морском змее Нила.

Первое, что бросилось ему в глаза, была ее красота, несмотря даже на то, что ей было уже за сорок и в ее шелковистых черных волосах серебрилась седина. Она была настолько худой, что ее можно было даже назвать костлявой, но это лишь подчеркивало силу костей под покрытой сеточкой морщин кожей. Одну ее щеку пересекала паутинка тонких шрамов, но ее льдисто-голубые глаза не утратили своего вызывающего блеска. Она вперила в него непокорный взгляд, сжав перепончатые пальцы в кулаки.