С точки зрения здравого смысла считалось, что создание такого парадокса невозможно, по крайней мере, пока Менсингер не доказал обратное. Считалось, что раз уж вы родились, и ваше прошлое было абсолютным, то что-то в прошлом помешало бы вам лишить жизни вашего деда. Однако, принимая во внимание параллельные течения времени, это действительно было возможно.

Менсингер предположил, что если вы вернетесь в прошлое, чтобы убить своего деда, и преуспеете в этом, то поступок вызовет волну во временном потоке, разделение течения времени. Поскольку должно было существовать абсолютное прошлое, в котором ваш дедушка не умер, прошлое, в котором он встретил вашу бабушку, женился на ней и произвел на свет вашего отца, что привело к вашему собственному рождению, это прошлое было абсолютным для вас, совершившего поступок, и его нельзя было изменить, поскольку прошлое должно было произойти до того, как вы предприняли действие, чтобы изменить его. Как только вы предприняли это действие, было создано параллельное течение времени, в котором ваш дедушка умер. Эти два течения времени, то, которое представляло ваше абсолютное прошлое, и то, которое вы создали своим действием, проходили параллельно друг другу линейным образом.

Тем не менее, эти два течения в какой-то момент в будущем должны были воссоединиться. Опасность заключалась в том, что в течении времени, в котором ваш дедушка умер, существовала реальная вероятность того, что ваша бабушка выйдет замуж за кого-то другого. Она вполне могла родить кого-то, кроме вашего отца, что неуклонно привело бы к другим событиям. Теоретически, писал Менсингер, течения времени сольются вместе, когда путешественник в прошлое вернется в будущее (или настоящее), из которого он пришел. Тем не менее, писал он, учитывая некоторую общую степень долголетия со стороны двух бабушек в параллельных течениях времени, после их слияния существовала возможность появления бабушки-дублера, у которой с ее близнецом будет общее абсолютное прошлое до момента разделения. Что открывало самые разнообразные возможности.

«Фактор судьбы» Менсингера вступал в игру в тот момент, когда было создано разделение течения времени. В тот момент, когда предпринималось действие, создающее разделение течения времени, будущее становилось неопределенным, создавая бесконечное количество потенциальных сценариев. Любые нарушения в потоке времени, подобные завихрениям, вызванным бросанием камня в воду, должны были в конечном итоге отреагировать на инерцию потока. Инерция времени, в мировом масштабе, направлена на минимизацию последствий таких нарушений. Это и был «Фактор судьбы». Тем не менее, согласно Менсингеру, мировой масштаб в терминологии времени не обязательно соответствовал мировому масштабу в привычном понимании. Были возможны катастрофы в привычном понимании этого слова. В точке слияния могли произойти значительные изменения.

Ирвину казалось, что он обнаружил упущение в теории Менсингера. И он на нем зациклился. Менсингер полагал, что параллельные течения времени воссоединятся, когда путешественник в прошлое вернется в то время, из которого он пришел. В таком случае воссоединение течений, скорее всего, будет иметь неожиданные и ошеломляющие последствия. И все же, что произойдет, если путешественник в прошлое вообще не вернется в то время, из которого он пришел? Скажем, этот путешественник прожил остаток своей жизни в созданном им параллельном течении. Разве не было бы возможно в этом случае, чтобы течения времени в конечном итоге воссоединились в какой-то момент, намного отстоящий от точки, из которой отправился путешественник во времени? В мировом масштабе в терминологии времени должна существовать точка, в которой прошлая история была незначительной и совершенно неизвестной людям, жившим в это время, так же, как история человека на его самых примитивных этапах была совершенно неизвестна современным ученым. При подобных обстоятельствах, разве не стоит совершить изменение во благо всего человечества?

Ирвин обсуждал свою теорию с другими рефери, что, как он теперь понял, было большой ошибкой. Он рассчитывал найти у них полную поддержку, но этого не случилось. Они утверждали, что подобное действие может иметь катастрофические последствия, что он неверно истолковал работу Менсингера. Они настаивали, что для того, чтобы его теория подтвердилась, ему необходимо будет оказывать постоянное влияние на течение времени. Несмотря на то, что он предполагал уйти в прошлое, чтобы никогда не вернуться, параллельные течения времени должны слиться, как только его разделяющее поток влияние прекратит свое воздействие. В момент его смерти, говорили они, произойдет воссоединение. У предлагаемого им разделения в мировом масштабе не было никаких шансов.

Он не мог с этим смириться. Не мог принять, что его влияние, та роль, которую он сыграл, завершится с его кончиной. Они ошибались. Он докажет их неправоту.

Единственная ошибка, которую он допустил, состояла в том, что он поделился своей теорией с рефери. С этими болванами, погрязшими в своих бюрократических ролях, интерпретирующими ходы пешек на шахматной доске времени. Их трясло, словно в приступе малярии, от самой вероятности вмешательства в поток. Они были совершенно неспособны на интуитивный прорыв, который был так необходим для великого открытия. Как уже случалось в истории, они, погрязшие по колено в грязи, осудили попытки, которые он, провидец, сделал во имя преодоления границ невежества. Современники никогда не ценили гениев, подумал Ирвин. Он хмыкнул. Он придаст этому клише новый смысл.

Как только он станет королем, как только вмешательство корректировочных команд закончится, не будет предела тому, чего он сможет достичь. Он не должен был им говорить, не должен. Он дал им оружие, которое они повернули против него, предупредил их о том, что может произойти. Они были готовы пойти против него, и они пошли против него, прежде чем он смог совершить запланированные изменения. Если он не будет осторожен, очень осторожен, если он совершит хотя бы одну ошибку, они все равно смогут победить.

Но он не сделает никаких ошибок.

Хукер был уверен, что что-то пошло не так.

План состоял в том, чтобы Лукас присоединился к группе Седрика и при первой же возможности открылся Седрику как Айвенго. Как бы все ни сложилось дальше, простит ли Седрик своего «сына», оценив его перерождение, или останется непреклонным, Лукас не должен был следовать с ним в Ротервуд, но вернуться в дом Исаака и вернуть оруженосца и доспехи. Он должен был выплатить Исааку ссуду, плюс проценты, которые были чрезвычайно высоки, несомненно, не столько из-за жадности Исаака, сколько из-за того, что Иоанн обобрал его до нитки, и оттуда они должны были отправиться в Шервуд на встречу с Финном и Бобби. В идеале, если бы этим двоим удалось сойти за своих среди разбойников, они бы использовали их для выяснения местонахождения черного рыцаря.

Но Лукас опаздывал.

Он должен был вернуться утром или, самое позднее, к вечеру. Но уже наступили сумерки, а Лукаса все еще не было видно. Что-то произошло.

Ему следовало заполучить найстиловый доспех. Проблема была в том, что Исаак его ревностно охранял. Другая проблема состояла в том, что у него не было лошади. Обзавестись лошадью было несложно, но ему все еще предстояло разобраться с Исааком. С юридической точки зрения, он был собственностью Исаака до момента, пока Лукас его не выкупит. В этом качестве он был гостем Исаака, ему отвели маленькую комнату, по-спартански скудно обставленную, зато чистую. Он был крепостным, как значилось на его ошейнике, а эта братия славилась тем, что пускалась в бега при первой же возможности. Его положение было несколько лучше, чем у обычного крепостного, все-таки он прислуживал рыцарю, но все же он был собственностью этого рыцаря. Исаак относился к нему хорошо, следя за тем, чтобы он был накормлен и чувствовал себя комфортно, стоимость чего была включена в проценты. Исаак понимал, что должен проследить за тем, чтобы Хукер был на месте, когда белый рыцарь вернется за своим имуществом. У него было два варианта. Он мог сбежать и заняться поисками Лукаса или же попробовать убедить Исаака помочь ему с поисками.