— Что? — удивился Гордеев. — Вы о чем?

— О сексе. О человеческих отношениях. О дальних странах. Так вот, я повторяю: в Германии разрешен секс за рулем.

Гордеев недоумевающе смотрел на своего подзащитного.

— Что не запрещено, то разрешено, верно? А там это дело не возбраняется.

— Как такое может быть? — неожиданно для себя стал заводиться Гордеев. — Не может такого быть.

— Может, может, — тоном опытного психиатра заверил Турецкий.

— А я говорю: не может!

— Так, значит, считаешь, да? — прищурился Турецкий. — Тогда послушай, что я тебе расскажу. Ты же, наверное, знаешь, что я там работал некоторое время, в Южной Баварии. Так вот, представь себе, недалеко от Гармиш-Партенкирхена, где расположен антитеррористический центр и где я штаны просиживал, вышел любопытный случай. Один молодой немец занимался любовью с молодой женщиной в своей машине. Она сидела сверху…

— Ради бога, Александр Борисович, избавьте меня от этих подробностей.

— Нет-нет, это очень важно. Ты слушай. Машина ехала довольно быстро, под сто километров в час. И врезалась в дорожный знак. Ну у немцев, как тебе известно, надежные автомобили, так что все остались целы, более того, немец немедленно умчался с места аварии. А девчонка от испуга выскочила из машины и убежала своим ходом. Голой. Представляешь? Но нашлись свидетели, которые запомнили номер машины. Они оперативно настучали куда надо, и парня прищучили. И что ты думаешь? Он не отпирался. Это тебе не российский гражданин. Он сразу же честно признался в том, что, управляя автомобилем, одновременно занимался сексом с блондинкой, попросившей ее подвезти. А барышня, повторяю, сидела верхом на немце, когда его машина внезапно врезалась в дорожный знак. Но только потому, что любвеобильный водитель скрылся с места происшествия, оставив голую попутчицу рядом со сбитым дорожным знаком, суд оштрафовал его и обязал выплатить что-то в размере пятисот марок для ремонта дорожного знака. Между прочим, судья, выносивший вердикт, сам обалдел от такого прецедента. Трудно поверить, но оказалось, что, трахаясь за рулем, он не нарушил ни один закон. Это была ситуация, которую немецкие законодатели просто не могли представить.

— Его оштрафовали за то, что он сбил знак, и все?!

— Да. Этот парень был признан виновным в повреждении государственного имущества и побеге с места происшествия.

— Как это может быть?

— А вот так.

— Получается, что занятие сексом во время езды со скоростью сто километров в час отныне не считается преступлением?

— В Германии, — подчеркнул Турецкий. — В Германии не считается. Но если ты вдруг там что-то или кого-то ненароком сбил, лучше не пытайся скрыться с места происшествия.

Гордеев поежился и встал. Пожалуй, на сегодня с него достаточно.

— Кстати, — сказал ему вслед Турецкий. — Тебе будет интересно. Оказалось, этот водила даже не знал имя женщины, с которой столь тесно общался. Имя розы, так сказать. Тут есть над чем подумать, верно?

Вопрос так и остался риторическим. Может, там и было, над чем подумать, но Гордеев устал от загадок своего клиента, так что, не имея конкретных дел и ожидая у моря погоды, он провел некоторое время у Евгении. Грязновы не звонили (ни старший, ни младший), Меркулов тоже. Два дня Гордеев валялся на диване, смотрел в потолок, размышлял над словами Турецкого в частности и над делом вообще, но ничего нового не придумал. Вечером, когда Евгения возвращалась с работы, они неистово вцеплялись друг в друга и занимались любовью, забыв обо всем на свете, и это выходило надолго, точнее, до утра. Впрочем, на больший срок опытный холостяк задерживаться не стал, и на третьи сутки (надо признать, совершенно обессиленный) он переехал к себе, на Башиловку. Так, отдохнуть от отдыха. В течение тех двух дней, что провел на Фрунзенской, он пару раз думал было зайти проведать Турецких, но, увы, ему все еще нечего было им сказать, а грустно и молча сопереживать — не по его адвокатской части, так что Юрий Петрович решил повременить.

Дмитрий Абрамович Шустер повидал на своем веку всякого. За довольно долгую трудовую деятельность парикмахера-стилиста (без малого сорок лет!) кому только он не делал прически и не создавал новый образ. Через его руки проходили и простые смертные, и тузы общества. Последних, надо заметить, было большинство. Многолетний опыт и добрая репутация делали свое дело — без предварительной записи и кругленькой суммы в кармане к Дмитрию Абрамовичу было не попасть. Стричься у него считалось престижным. А сам Шустер говаривал о себе так: «В умелых руках и овца в лань превратится».

Он нисколько не преувеличивал, отзываясь так о собственном мастерстве. К каждому клиенту умел найти нужный подход и получал в ответ кроме денежных знаков еще и массу излияний благодарности и восторга от его работы. Но вот то, чем он занимался сейчас, Дмитрия Абрамовича не переставало шокировать. Такого ему еще не доводилось делать. Работай он при театре или киностудии, он бы еще понял. Но частный маскарад (а именно так он это и окрестил) был выше его понимания. Впрочем, платили ему более чем достаточно, и Дмитрий Абрамович закрывал на все глаза, не переставая повторять про себя, что у богатых свои причуды. Да и согласился он на эту работу сам, никто его силком не тянул: вышли на него через уважаемых знакомых уважаемые люди, предложили хорошие деньги — и вот он здесь, в уютной комнатке-гримерной.

По старой привычке Дмитрий Абрамович не задавал лишних вопросов, он вообще не задавал вопросов, кроме как: когда выходить на работу для подготовки очередного клиента. Получив ответ, он понятливо кивал и бесшумно удалялся. До следующего раза. В этом был весь он: безукоризненный мастер своего дела, человек тихий и скромный, не сующий свой нос дальше, чем положено. Фирма, в которой работал сейчас Дмитрий Абрамович, носила прозаическое, типично русское название: «Березка». В его задачу входило сделать из шикарного, обласканного жизнью клиента или клиентки (а именно таковыми все они и являлись) побитого этой же самой жизнью человека, опустившегося на самое ее дно. Задача, надо сказать, была не из легких. Но и не совсем уж невыполнимая. Во всяком случае, не для Шустера. В суть деятельности работодателя он не вникал, хотя, быть может, и догадывался, что за всем этим стоит. Хрустящие купюры были отличным поводом для молчания.

Вот и сегодня его клиентка являла собой типичный образец «дамы из высшего общества». Молодая женщина, едва за тридцать, сидела в кресле у рабочего столика с отрешенным взглядом, чуть затуманенным и влажным, и смотрела на себя в большое овальное зеркало. Даже не будь на ней дорогого платья и пятидесятидолларового маникюра, Дмитрий Абрамович без труда распознал бы в ней ту категорию богатых клиенток, с которой ему часто доводилось встречаться в последнее время. Ровная спина и безупречная фигура (вероятно, результат регулярных диет и посещений спортзалов), аристократическая бледность на красивом, с тонкими чертами лице и сквозившая во всем ее облике независимость. Но главное — выражение скуки и пресыщенности на этом милом личике, что она и не пыталась скрыть.