Где бы он ни был, мы со всех концов мира получали от него весточки: «я жив». Последние пришли из Мексики и с Кубы. Из Мексики, где он два месяца жил у повстанцев и подружился с их вождем команданте Маркосом, мы получили летом 1996 года пеструю открытку в стиле мексиканского фольклора, но с ясными символами Чапас. На ней было такое приветствие: «Братский революционный привет от Чапас… Сапата жив! До скорой встречи, Морис».

Его нетерпеливость отразилась и на личной жизни. Он постоянно был в движении, путешествовал без багажа, не был привередлив к условиям проживания. Многие друзья удивлялись, им казалось, что он обходится почти без сна. В наше время ему постоянно приходилось бороться за заказы, но, видимо, затруднений с деньгами он не испытывал. На свою внешность он постоянно обращал внимание, даже несколько тщеславно, соответственно своему стилю, но, в отличие от многих других, никогда не забывал о цветах и знаках внимания для Андреа.

Несколько раз он приходил с новыми подругами, иногда это бывали прежние. Андреа благодаря своей способности проникать в существо близких людей почувствовала, что Морис несчастлив. Уже в первый приезд в Париж; мы услышали о его любви к женщине, смириться со смертью которой он так и не смог. Это, должно быть, случилось незадолго до нашего знакомства в 1989 году.

Одним из его ближайших друзей в то время был Вим Вендерс, автор таких чудесных фильмов, как «Клуб "Буэна Виста"». Я очень хорошо почувствовал тесную близость этих двух чувствительных натур. Режиссер рассказал мне, какой тяжелый удар нанесла Морису смерть любимой женщины. Маги была великой любовью его жизни. Она была наполовину вьетнамкой, наполовину француженкой и необыкновенно красива.

Вендерс познакомился с обеими в середине восьмидесятых годов через свою приятельницу в поездке на Средиземное море. Женщины дружили уже давно. Вендерс рассказывал, что все семь лет их знакомства Морис был заразительно весел.

Насколько исключительной была красота Маги, настолько же необычно выглядели они вдвоем как пара. Отношения были очень эротичны, но настолько же и интеллектуально возвышенны. Страстью обоих было чтение; в маленькой двухэталеной квартирке стены комнат и проходов были заставлены книгами. Любой посетитель буквально ощущал, что, войдя, помешал их чтению и что сразу же после его ухода они опять вернутся к прерванному занятию.

Отношения все лее были не без проблем. Они решили не впадать в зависимость друг от друга, однако оказались в ней. У обоих в промелеут-ках были и другие связи, однако они сходились снова и снова. Если Морис долго не видел Маги, он приходил поплакаться на груди друга. Вместе их держала радикальность и одерлеимость.

Наркотики в их отношениях таклее играли определенную роль. Маги кололась леесткими наркотиками, и следует полагать, Морис в это время таклее попал на иглу. Тогда он выглядел напряженным и, в отличие от других наркоманов, которые становятся вялыми, бывал неутомим. Время от времени парочка запиралась на неделю. Друзья считали это хорошим знаком, ибо Морис в течение довольно долгого времени после этого выглядел много мололее, у него и без зелья был другой источник энергии. Вим Вендерс полагает, что Морис умел обращаться с зельем - оно никогда не выбивало его из седла. Такими же были впечатления Андреа и мои. Морис откровенно говорил с нами о наркотиках: во время одного из его летних приездов Андреа заметила следы уколов на его руках.

Он совсем не говорил с нами о смертельной опасности, нависшей над ним. Маги знала, что у нее была позитивная реакция на СПИД. Но для Мориса Маги была, как ангел. Быть может, она была его «черным ангелом?» Причиной ее внезапной смерти - задолго до его кончины - было не вирусное заболевание, а тромб в сосудах мозга.

Для Мориса обрушился весь мир. Вендерс и его подруга ухаживали за ним. Маги кремировали, они вместе с Морисом отвезли прах к ее дому на юге Франции и развеяли по ветру.

После этого Морис совершенно изменился. Они еще часто встречались, рассказывал Вендерс, однако с разгулом веселья было покончено, и от прежнего огня совсем не осталось и следа.

Этого изменения его существа мы за годы тесного общения с ним не чувствовали, кроме, может быть, последних двух-трех лет. Тогда мы уже знали, что Морис очень болен. Во время нашей работы над фильмом о Берлинской стене его голос создавал проблемы, и он говорил о предстоящем исследовании в больнице. Он описывал страдания во время врачебных исследований, затем вдруг исчез на Кубу. В последний раз я с большим трудом разыскал его по телефону: он, испытывая тяжелые мучения, уединился в деревне.

Так нам никогда и не пришлось поговорить о его жизни и смысле его жизни. С ним было так же, как и с многими друзьями: думаешь, что еще есть много времени, как вдруг внезапно часы остановились.

Вот теперь мне пришлось получать кое-какие сведения от его друзей.

На мой вопрос, был ли Морис счастлив, все друзья в Париже отвечали после долгого раздумья «да». Бернар сказал, что за двадцать пять лет знакомства никогда не говорил с ним об этом. Ивонна полагает, что Морис никогда не ставил вопроса о счастье в узких рамках: ему всегда хотелось быть с людьми, новыми друзьями, новыми подругами. Вопрос мог быть для него и опасным. Он не выносил оставаться в одиночестве. Чарли также ощущал своего обожаемого брата в непрестанном движении. По его словам, Морис рассматривал ранее себя и суть своей жизни только как своего рода пену истории, но и в своей небольшой роли Морис хотел оставаться очень активным. В последний раз он заметил, что смыслом его жизни является жизнь. Тогда перед его глазами стояла судьба евреев в Освенциме. Тем не менее, он черпал свой оптимизм, вроде Антонио Грамши, -из воли и сознания.

Морис был бойцом. За последним ужином на юге Франции, когда Чарли испугался того, как выглядит брат, Морис был грустен. В то же время он с гневом говорил о борцах шестьдесят восьмого, которые отказались от борьбы. Тогда ничего не остается, как велеть похоронить себя и немедленно!

В последний вечер пребывания в Париже мы пригласили Соланж, как посоветовал Чарли, в ее любимый ресторан «Фло», один из старейших в городе. Когда метрдотель подвел нас к столу, Соланж окаменела: за этим столом они сидели с Морисом, когда праздновали его последний день рождения.

Конечно, весь вечер беседа вертелась вокруг любимого сына. Несколько позднее мы коснулись истории, происшедшей с Чарли и шаманкой вуду, которую он нам рассказал. Когда умер Морис, он как раз снимал фильм на Гаити о шаманке вуду. Об этой мамбо, как называют этих чародеек, говорили, что она может устанавливать контакт с умершими. Чарли захотел в этом убедиться. На рационально мыслящего творца фильмов и на его мать произвело глубокое впечатление, как этой женщине, по-видимому, удалось установить связь с Морисом. По словам Чарли, это случилось через один год и один день после смерти Мориса. Столько, по верованиям вуду, душе умершего необходимо, чтобы добраться до богов в Африке и вернуться обратно.

Волшебница сидела, отделенная от Чарли только платком. Он слышал ее голос, из которого, как утверждает Чарли, прослушивался и Морис. Голос сказал, что с ним все в порядке, что он соединился с Маги и что они должны оставить их обоих в покое. Голос знал имя большой любви Мориса, и это потрясло Чарли более всего. Затем голос сказал, что он, Чарли, должен сейчас заботиться о матери.