Я закусила губу, снова выполнила нужные манипуляции и вывернула руль до упора, разворачивая автомобиль.

Мы с Владой всю дорогу весело болтали, но тему Мирона больше не затрагивали. Зато посмеялись от души, и я поняла, что когда мне комфортно за рулем и рядом никто возмущенно не сопит, то у меня вполне сносно получается управлять автомобилем!

– С каждым разом все лучше и лучше! – похвалила меня Влада, когда я кособоко припарковалась на стоянке, – у меня есть время и мы могли бы еще покататься, но за тобой друг заедет…

Я покраснела и отвела взгляд. Вытащила ключи из замка зажигания, отдала их Владе и первой вышла из машины, щурясь от яркого солнца, которое било в глаза.

– Ну как? – услышала я заботливый голос Тимура.

– Отлично! Марья отлично справляется, – звонко похвасталась моими успехами Влада и повернулась ко мне, – как насчет встретиться завтра в кофейне и поболтать?

– Я только за, – с готовностью согласилась я.

Влада мне нравилась, в ее обществе было комфортно и легко.

Тимур мягко улыбнулся, вытирая ладони старой тряпкой.

В тот момент пиликнул мой мобильный, оповещая, что товарищ майор уже у ворот и с нетерпением ждет мое высочество.

– Мне пора, – уведомила я всех, – увидимся!

Мирон ждал меня у машины, прислонившись бедром к капоту. Глаза над стеклами солнцезащитных очков выражали недовольство. Я медленно приблизилась, а товарищ майор продолжал буравить взглядом довольного Тимура, который, не подозревая, что одна не в меру болтливая ученица ляпнула глупость, не подумав, спокойно разговаривал о чем-то с Владой.

– Привет, – привлекла я внимание Мирона к своей персоне.

Товарищ майор опустил взгляд, хищно улыбнулся и пропел:

– Соскучилась?

– Безумно, все занятие думала, где же носит товарища майора, – сыронизировала я, но, кажется, зря.

Потому что Мирон тут же отреагировал. Рывком привлек меня к себе, впечатывая в горячее твердое тело, и взял пальцами за подбородок, вынуждая поднять голову. Так, что наши губы оказались слишком, непозволительно близко. Мирон нагло вторгался в мое личное пространство, а я понимала, что долго противостоять моих душевных сил не хватит!

– Я как друг переживаю, – исправилась я, не узнавая своего голоса.

Комариный писк звучал увереннее!

– Друг, – с мукой в голосе произнес Мирон и сильно сжал челюсти – так, что желваки заиграли.

Я же постаралась аккуратно увеличить расстояние между нами, потому что тело уже буквально пылало, но это, конечно, от жары. Ладони товарища майора по-хозяйски разместились на моей талии, с силой ее сжимая. И в месте соприкосновения наших тел рождались крохотные электрические разряды.

– Поехали, жарко, – снова просипела я, делая шаг назад.

Мирон с неохотой убрал руки и приглашающе махнул рукой в сторону пассажирской двери. На негнущихся ногах я с трудом забралась в салон и чинно сложила руки на коленях, внимательно проверяя, не задрался ли подол сарафана.

– Куда поедем? – снимая очки и кладя их на приборную панель, уточнил у меня Мирон. – Молчи, я и так знаю, что скажешь везти тебя домой.

– Мне нужно подготовиться к завтрашнему корпоративу, – развела я руками, пока Мирон заводил мотор.

– Какому корпоративу? – обернулся он ко мне.

– Я же тебе говорила, – неуверенно произнесла я, – ты, наверно, забыл.

– Марья, ты у меня из головы даже покурить не выходишь, я не мог забыть! – нервно сообщил Мирон, окончательно меня обескураживая.

И пока я хлопала глазами, собирая челюсть с пола, спокойно выехал на дорогу.

– Так что за корпоратив, высочество? – вернул он меня в реальность.

– Хочешь поучаствовать? – невинно поинтересовалась я, – вакансия коня Юлия все еще свободна.

– За поцелуй – легко! – согласился товарищ майор, – только настоящий, по-взрослому.

– Ну и расценки у тебя, – восхитилась я, – бери пример с Макса, он за еду работает!

– Хорошо, согласен стать твоим корпоративным рабом за еду. Домашнюю и вкусную, – притворно тяжело вздохнул Мирон.

– А что, тот пирожок из киоска, который мы искали и не нашли, уже не годится? – захлопав ресницами, поинтересовалась я.

– Высочество, да у тебя явные садистские наклонности. Крепостное право давно отменили, но даже тогда рабов кормили, – ахнул Мирон. – Запоминай, я не люблю супы, острый перец и петрушку. Ненавижу петрушку.

– Подожди, я запишу, чтоб наверняка не забыть!

– Пиши. Я тебе потом еще пару любимых рецептиков накидаю, как правильно кормить меня любимого, – согласился Мирон.

– А может, ты сам? Ну, покормишь себя любимого, а на корпоратив я как-нибудь по старинке съезжу, с Максом? – вежливо предложила я.

– Мы уже договорились, а договор обратной силы не имеет, я тебе как юрист говорю.

– Я тебе как дочь юриста говорю: не было никакого письменного договора, а устный силы не имеет, тем более без свидетелей.

– Кто у нас папа? – тут же заинтересовался Мирон.

– Полковник Калинин, – вздохнула я, – военная полиция.

И мстительно наблюдала, как выражение лица Мирона меняется на задумчиво-обалдевшее.

– Скажи папе, что жениться я готов уже вчера, – широко улыбнулся товарищ майор.

– Уверен, что хочешь, чтобы папа узнал о твоем существовании? – засомневалась я.

– Марья, посмотри на меня: любой отец мечтает о таком зяте, как я.

– Мой так просто грезит о зяте в погонах, – согласно закивала я.

– Так вот откуда твоя нелюбовь к ментам, – невероятно обрадовался Мирон. – Когда поедем разубеждать папу?

– Да хоть сейчас, – нервно хмыкнула я, – ты какие похороны хочешь? Может есть какие-то особые пожелания?

– Вообще-то есть. Я хочу умереть с тобой в один день лет через восемьдесят в окружении толпы внуков и правнуков.

– А бегаешь ты быстро? – снова уточнила я, – просто папа, когда моих ухажеров видит, еще Максом не битых, сразу громко интересуется, где его ружье. И если жених не успел убежать – предупредительных не делает, сразу на поражение.

– И много пораженных?

– Дураков идти свататься к полковнику еще не было, – пожала я плечами, – все жить хотят. Но обычно они цензуру Макса не проходят.

– А сестра твоя как умудрилась замуж выйти?

– А она сначала замуж вышла и только потом папе сказала. Ему деваться некуда было, – весело хмыкнула я, вспоминая веселую эпопею с женитьбой Алисы. – Нет, папа хороший, просто очень строгий. И требовательный.

– Я понял. Не дрейфь, Марья, обещаю: твой папа меня полюбит, – с самым серьезным видом сообщил Мирон.