Дверь приоткрылась, я моментально вошел в незримность, даже удивился, как это у меня получается, чуть ли не инстинкт. Розамунда прошмыгнула тихохонько, будто и вправду старается, чтобы никто о нашей связи не узнал. А может быть, и в самом деле, не знаю, что перевешивает: желание застолбить за собой место в моей постели и тем самым повысить свое влияние при дворе или же опасение, что муж не оценит деловую хватку и набьет мордочку?

— Сэр Ричард, — позвала она тихонько.

— Я здесь, — ответил я и вышел из незримности.

— Ой, — сказала она, — я вас не заметила…

— Живу незаметно, — сообщил я, — как и положено христианину.

Она подошла вплотную и посмотрела не требовательно, а испуганно-жалобно, и я сделал то, на что и было рассчитано: обнял, не вставая с кровати, и погладил по спине, мол, не бойся, я спасу.

— Сэр Ричард, — прошептала она и присела рядом.

— Леди?

— Я как-то запуталась, — проговорила она, я вслушался, но у женщин трудно понять, когда врут, а когда говорят правду. Тем более что обычно и сами не могут такое понять. — Многое изменилось так… как-то сразу!

Я кивнул на подушку рядом со своей:

— Ложитесь. Будем распутывать…

— А не запутаем, — спросила она опасливо, — еще больше?

— А вы что предпочитаете? — осведомился я. — Кстати, как вас пропускают, никак не пойму!.. Вроде бы и охрана на месте…

Она сказала заискивающим голоском:

— Я убедила барона Эйца, что от меня вреда не будет, а тех хитрюг, что норовят попасть к вам в постель, я этим самым отодвину.

— Интриги, — сказал я с тоской.

— А вы как хотели? — спросила она. — Вы на троне!.. И что-то вы сегодня какой-то особенно кислый. Как вас развеселить? Говорите, а то я хоть и смелая, но неопытная… пока.

Отдышавшись, она спросила с жалостью:

— Но почему возле вас нет женщины?

— Не знаю, — буркнул я, — еще не встретил такой, чтобы сердце воспламенилось…

Она спросила с недоверием:

— Что… ни разу?

Я ответил нехотя, чувствуя, как воспоминания причиняют боль:

— Как ни разу? Любил, конечно… Преданно и сильно… Но когда действительно любишь, ее интересы ставишь выше своих. Моя первая любовь… к такой же миниатюрной, как ты, слабой, но сильной женщине… Да, такое бывает. Слабая, но сильная. Мы любили друг друга, но я подавлял ее, мы оба это видели, страдали… и я ушел. Я был уверен, что буду любить ее вечно, и, наверное, так бы и было, хотя постепенно любовь бы истончалась…

— А что произошло?

— Встретил идеальную женщину, — ответил я.

— Идеальную?

Я кивнул.

— Да. До нее последней идеальной женщиной была Елена, названная Прекрасной. Ее похитил герой Тезей, она его полюбила, они жили долго и счастливо. От него она родила дочь Исфигению. Потом братья Елены отыскали Тезея и убили, а Елену выдали замуж за Менелая, тоже героя. Она его полюбила, они жили долго и счастливо, но у Менелая ее украл герой Парис из другого королевства, которого она тоже полюбила. Менелай пошел войной на обидчика, убил Париса, а овдовевшую Елену взял в жены брат Париса Деиофоб, она его полюбила, и они счастливо жили десять лет, пока Менелай не взял приступом Трою. Деиофоб погиб, Елена спряталась в храме, Менелай выронил меч, увидев ее обнаженной, его друзья хотели побить ее камнями, но увидели ее лицо и уронили камни на землю. Менелай привез ее домой, и они жили долго и счастливо…

Она вскрикнула устрашенно:

— Господи! Как она могла всех любить?

— Идеальная женщина, — пояснил я. — И она их всех любила чисто и верно. Даже после смерти она стала женой Ахилла, полюбив его верно и преданно, это еще один знатный лорд, и поселилась с ним на острове Левка в устье Дуная… Так вот, я встретил такую женщину! Наверняка инкарнация, это такое воплощение Елены. Она побывала женой Ришара, ты его знаешь, еще трех лордов, и всех любила, и все мы сходили от нее с ума…

— С кем она сейчас?

— С Богом, — ответил я. — Нет, не погибла, стала невестой Христа. А я снова ушел, убитый горем и с кровоточащим сердцем, влез в работу, чтобы как-то перебить горечь потери. Потом была великая и чистая любовь, но женщина узнала от оракула… эх, как я хотел его найти и растерзать!.. что мы проживем долгую жизнь вместе, она будет счастлива, но несчастен буду я, так как тихая мирная жизнь — не мой удел.

Она спросила шепотом:

— И она… ушла?

Я буркнул:

— Как догадалась?

— Ваше высочество, — шепнула она, — не поверите, вы теперь нам вообще не верите, но многие бы женщины так сделали. Мы умеем жертвовать ради тех, кого любим. И это все?

— Мало?

Она чуть-чуть раздвинула губы в улыбке и прошептала нежно:

— У вас еще не одна любовь впереди.

— Ну уж нет, — сказал я твердо. — Всякий раз сгорал в пепел, сердце рвалось на части, весь истекал кровью… Женюсь только по расчету, никаких фавориток, а для надобностей хватает и служанок, что приходят стелить постель.

Она поморщилась.

— Фи, как вульгарно. Неужели нет желания обладать чем-то более ценным?

Я предположил:

— Может быть, точнее заменить «более ценным» на «более вкусным»?

— Да, — согласилась она. — Да. Сочная ухоженная графиня всегда вкуснее грубой неотесанной крестьянки!

— Согласен, — сказал я.

— Ну так…

— Нет, — остановил я. — Нет. Тут дело вот в чем. Крестьянка — это кусок жилистого мяса, кое-как зажаренный на простой сковородке, а графиня — кусок сочной нежной мякоти, зажаренной умелым поваром, политой соусом, сдобренной травами, перчиком, приправленной вкусным гарниром… Согласны?

Она засмеялась.

— Абсолютно! Очень точно!

Я сказал мирно:

— Вот тут и намечается различие между мужчинами. Те, кто попроще, тянутся вкусно покушать, таких большинство. А короли, звездочеты, поэты, политики и странствующие рыцари — это те, кому все равно, что сожрут по дороге. Их взор направлен на линию горизонта, а сердца стучат в жажде дойти до края Земли. Потому они обычно избегают вкусной еды, за нее приходится платить дорого, как деньгами, так и временем, а еще вовлечением в какие-то дела…

Она чуть-чуть прикусила губку, я понял, что попал, меня обязательно постарались бы во что-то втянуть, но я орел, вовремя просек и отбрыкиваюсь заранее.

Я сделал себе кофе покрепче, все равно не до сна, а Розамунда взяла меч и расхаживала с ним по комнате, принимая героические позы. Я наблюдал с усмешкой, какой-то я урод, голая женщина с мечом в руке или любым другим оружием ну никак не кажется мне чем-то… ну не знаю, что другие в этом находят, но эти дуры постоянно вот так голыми берут меч или топор и начинают выпячивать разные части тела, уверенные, что это как бы весьма ого-го-го, а это не ого-го и даже не ого, а так, усмешечка в лучшем случае.