Наши губы почти слились в поцелуе, когда тишину пронзили жуткий лай и странные звуки – словно заскребли по дереву. Я подпрыгнула от неожиданности и ударила головой Джонатана по носу.

– А это еще что? – вырвалось у меня, когда гавканье усилилось до того, что чуть не заложило уши, а деревянные доски стали царапать с удвоенной силой.

Джонатан прижал руки ко рту.

– Мой новый сосед, – произнес он столь возмущенно, что я услышала слова даже сквозь его пальцы.

– Кто-кто?

– Это все Синди! – в отчаянии воскликнул Джонатан, схватил меня за руку и повел из гостиной – где, как я успела заметить, темнели лишь два потертых дивана да высились стопки книг – на кухню.

Лай звучал громче и громче.

– Джонатан, в чем, черт возьми, дело? – потребовала я, уже видя перед собой громадного Лабрадора или, по крайней мере, боксера.

Так вот, значит, что я почувствовала за запах: собаки!

– Отойди подальше! – Джонатан расстегнул запонки, закатал до локтей рукава безупречно чистой рубашки, размял плечи и повернул голову. – Я серьезно, милая. Спрячься за стол.

– Джонатан, что за… Ладно.

Заметив, с каким выражением лица он на меня смотрит, я передумала спорить и прошла за стол.

– Вот так, – пробормотал Джонатан, обращаясь больше к самому себе, нежели ко мне, и резким ударом ноги распахнул дверь.

Из кухни вылетел, подобно меховой пуле, белый ком. Джонатан ухитрился схватить его одной рукой за ошейник, второй – за задние лапы и поднять, точно футбольный мяч.

Не знаю, кто испугался больше – пес или я.

Скорее пес: он не лаял целых три секунды, и я успела рассмотреть, что передо мной не Собака Баскервилей, а западнохайлендский терьер размером с небольшую дорожную сумку. Закрыв пасть, он прикусил кончик языка и стал совсем как картинка на рулоне туалетной бумаги, какую завхоз в нашей школе вечно покупала для уборной.

– Боже правый, – пробормотала я, едва не прыская со смеху.

Очевидно, собака была из разряда питомцев, что на людские насмешки отвечают гневом: запрокинув голову, пес снова залился злобным лаем.

– Заткнись! Заткнись! – беспомощно заорал Джонатан.

– Как его зовут? – прокричала я.

– Храбрец! – прогорланил Джонатан с таким видом, будто, произнося кличку столь громко, испытывал физическую боль. – Не я выбирал для него имя. Достань из холодильника корм!

В холодильнике, за исключением молока, нескольких бутылок шампанского и пластиковой коробки с ресторанным блюдом, ничего не оказалось.

– Тут нет корма! – сообщила я, перекрикивая надрывистый лай.

– В коробке! – истошным голосом ответил Джонатан. – Там должна быть коробка!

Я растерянно взяла пластиковый контейнер.

– Но ведь это блюдо из ресторана, разве нет? Тут макароны и… Может, ты что-то путаешь?

– У Храбреца личный врач-диетолог! – провопил Джонатан. – Теперь загляни в буфет рядом и достань собачью миску.

Я раскрыла дверцы буфета и снова ничего не увидела – лишь фарфоровую глубокую тарелку.

Я-то думала, никто не балует животных безрассуднее, чем моя мама. Оказывается, бывали случаи посерьезнее. На дне тарелки красовался золотистый узор.

– Джонатан, неужели… – Я уставилась на друга, отчаянно пытавшегося унять Храбреца. – Дорогой, не тряси его. Что толку?

– Не я его трясу, – процедил Джонатан сквозь стиснутые зубы. – Он меня!

Храбрец повернул голову-помпон и рыкнул в мою сторону, будто говоря: поживее с едой, женщина!

Я торопливо вывалила содержимое коробки в тарелку и поставила ее на пол – под огромную раковину из нержавеющей стали. Джонатан отпустил терьера, тот мгновенно сорвался с места и, пролетев через кухню, уткнулся носом в макароны.

– Это пес Синди. Она завела его, когда мы еще были вместе – думала, собака поможет нам вернуть, что мы утратили, – быстро проговорил Джонатан, пользуясь минутой затишья – его нарушало лишь громкое чавканье и постукивание фарфора по полу. – Нормальные люди, дабы спасти отношения, обзаводятся детьми. Синди же не могла втиснуть беременность и роды в программу развития, над которой работала, и потом, ее приводила в ужас мысль о растяжках. Вот и купила западнохайлендского терьера. Родословная у этого бесенка посерьезнее моей, его предки – дети собаки, в которой не чаяла души мать королевы Виктории.

Я в ужасе расширила глаза. Никогда не верила, что появление ребенка может помирить возненавидевших друг друга мужчину и женщину. От собаки пользы и того меньше. И щенки, и младенцы требуют уйму внимания, всюду мочатся, ноют по ночам, во что бы то ни стало добиваются своего – в итоге мать и отец просто выматываются на нет, только поэтому и прекращают споры.

К тому же, если начистоту, я, наверное, была не готова выслушивать, к каким Джонатан и Синди прибегали хитростям, дабы спасти семью, до тех пор, пока собачонка не разделается с диетическим блюдом.

– Он прехорошенький, – произнесла я, стараясь казаться спокойной.

Храбрец правда был как картинка. Несомненно, благородных кровей – с белоснежной шерстью, блестящими черными пуговками-глазами. И острыми зубками.

– В этом вся Синди: завела в Нью-Йорке именно белую собаку, – сказал Джонатан, опуская рукава и мало-помалу становясь самим собой. – Ухаживать за такими – сущий ад Предметов личной гигиены у Храбреца больше, чем у меня, а денег на него уходит почти столько же, сколько на машину Синди. Представляешь, ему положен персональный паспорт. И микрочип

И специальная дорожная сумка.

– Ты его любишь? – спросила я.

– Нет, – ответил Джонатан.

– Почему тогда он у тебя? После развода ответственность за детей остается на обоих родителях.

– Э-эх. – Джонатан вернул на место запонки. – Сначала Синди вообще забрала его себе. Я был только рад, поскольку переехал в Англию. – Он выразил всем своим видом: я по старой доброй Британии уже соскучился. – Но потом появился Паркер и…

– Паркер?

– Мой племянник, – с каменным лицом пояснил Джонатан. – Ребенок Синди и Брендана.

Ой. Я про него совсем забыла.

Да уж, Паркер Райли! Ну и имечко! Родился ребенок, не перьевая ручка!

– А, да… здорово… – растерянно промямлила я.

– В общем, когда появился Паркер, Синди нашла, что шумливость Храбреца больше никого не радует, и сплавила его мне. Точнее, сначала сдала в безумно дорогой центр по уходу за собаками, а потом, когда узнала, что я вернулся, сообщила: он там-то и там-то. Хочешь, забери его вместе со скандалисткой прислужницей, хочешь – куда-нибудь пристрой. Словом, она предоставила мне право выбора, однако дала понять,что крайне опечалится, если я избавлюсь от ее бывшего любимца.