– Селия замучила меня звонками и… Короче, позвони мне, очень прошу!

Я вздохнула и написала в блокноте: «Связаться с Роджером». Следовало запастись мужеством.

Автоответчик предложил удалить сообщения, я, мгновение поколебавшись, решила их оставить. Интересно, слушали ли записи девочки? О чем они вообще думают? Что, если кому-то потребуется срочная помощь?

Не успела я углубиться в невеселые мысли, как жуткая боль в левой ноге заставила меня вернуться к проблемам здешним. Храбрец обмотал мою голень поводком, ловко привязав к ножке скамьи, а сам продолжал дергаться из стороны в сторону, и к ступне почти прекратился приток крови.

Ногу пронзили острые иглы, а пес устремил на меня дьявольский взгляд. Я тоже на него уставилась.

Храбрец тяжело задышал, а мне снова подумалось: он надо мной смеется! Собачьи глаза-пуговицы злобно заблестели.

Мы все еще играли в «кто кого пересмотрит», когда очередная собачница, что проезжала мимо на роликовых коньках, резко затормозила, останавливая спаниеля.

– Боже мой! Бедный несчастный ребенок! Мамочка что, забыла про тебя? – вскрикнула она, укоризненно косясь на меня.

Храбрец жалостливо хныкнул и прикинулся, что задыхается.

– Он так играет, – оживленно пояснила я. – По-моему, его прежняя хозяйка была… со странностями.

Собачница прижала руку к груди.

– Бедняжку изъяли у бывшей владелицы?

– Можно сказать, да.

– Тогда всего вам самого доброго.

Женщина поехала своей дорогой.

Я окинула Храбреца строгим взглядом. Мне самой было жаль животных, за которыми не ухаживали как подобает, но выходки этого пса я больше не желала терпеть.

– Ну ладно, безобразник, будем играть по твоим правилам, – произнесла я голосом няньки и, крепко держа ошейник, отстегнула поводок.

Храбрец многозначительно зарычал, но я, ни капли не пугаясь, свободной рукой раскрыла сумку, быстро засунула его внутрь и застегнула молнию так, что снаружи осталась лишь пушистая собачья голова.

Дамская сумка не бывает слишком большой – лично я считаю так.

Распутав поводок, я намотала его вокруг запястья, встала со скамьи и повесила сумку на плечо. Без толку рычащий Храбрец оказался у меня под мышкой. Хорошо, что у него было вдосталь времени опорожнить мочевой пузырь.

– Мы станем большими друзьями, только без труда не вытащишь и рыбку из пруда, – пробормотала я вполголоса, чтобы мои слова не долетели до шахматистов.

Еще подумали бы, что я из тех чокнутых дам, что всюду таскают собак в сумках и беседуют с ними, точно с малыми детьми.

Храбрец все рычал, но уже не пытался вырваться, а когда я выпустила его и снова повела на поводке, он стал почти как шелковый.

Дома, следуя указаниям Синди, я отвела его в коридор, дала корм и Му-Му – жуткую замусоленную игрушку-корову – и с легким сердцем отправилась в «Блуминдейл». Мне все чудилось, что кредитка Джонатана вот-вот прожжет в кошельке дыру. Путь оказался неблизким, но я всю дорогу разглядывала витрины и вывески и не заметила, как пролетело время. К тому же было отрадно думать, что сгорают лишние калории, – я шла за особенным нарядом и непременно должна была в него влезть.

Милейшая консультантка не рассмеялась мне в лицо и не порекомендовала заняться пилатесом, когда я, высунув из раздевалки голову, попросила ее подобрать мне белье, в каком фигура преобразилась бы точно после пластической операции, но при этом незаметное под легкой летней одеждой. Ханна с готовностью кивнула (казалось, мы с первого мгновения нашли общий язык), удалилась, вернулась с грудой белья, смахивавшего на кожные лоскуты, снова ушла, явилась с охапкой платьев для коктейля, потом через каждые пять минут приносила по три пары туфель.

Удивительно: за единственный час можно обзавестись не только новым нарядом, но как будто и новым телом.

Я взглянула на себя в зеркало. Внутри все дрожало от волнения, но снаружи… У меня возникло ощущение, что вместе с босоножками на высоченных каблуках я приобретаю еще одну индивидуальность.

Я протянула кредитную карту Джонатана.

– Покупаю все.

Бонни и Курт Хегель жили в Верхнем Ист-Сайде. Лондоном, где название каждой улочки дает представление о ней, тут и не пахло. Оказывается, чем дороже район Манхэттена, тем сильнее в нем власть цифр.

Вообще-то, по лондонским меркам, дойти можно было и пешком, но Джонатан, взглянув на мои каблуки, поймал такси. Я не стала возражать. На подготовку к вечеринке у меня ушло не меньше времени, чем когда я собиралась на великий праздник Аллегры – ей исполнялся двадцать один год. Она велела всем гостям явиться в аристократических нарядах восемнадцатого века и в напудренных париках.

Джонатан переоделся в свежую рубашку и легкий летний костюм. У него был особый изысканный стиль, не зависящий от погодных условий. И набор одежды на все случаи жизни.

– Честное слово, не стоило так суетиться, детка, – в сотый раз повторил он.

– Я и не суетилась, – ответила я, снова поправляя платье, чтобы оно не помялось. По словам моей новой подруги Ханны, это был «беспроигрышный вариант от Лили Пулитцер». – Повтори еще раз, кто там будет.

– Бонни и Курт – с ними ты уже знакома, – терпеливо начал Джонатан. – Пейдж, она училась с Синди в колледже; Дэвид с Питером, агенты по недвижимости; Брэдли, мой друг из Принстона…

– «Хаус»! – с восторгом воскликнула я.

– Что?

– «Хаус»! Это ведь в Принстоне!

– Неужели все свои культурные познания ты черпаешь из телевизора? – Джонатан скривил губы. – Да, верно. Еще Принстон известен одним из лучших в США университетов.

– А, да-да, конечно, – пробормотала я, но, поскольку стены клиники «Принстон-Плейнсбо– ро» мне были знакомы лучше, нежели больница, где я при необходимости посещала личных врачей, Принстонский университет волновал меня куда меньше.

– Я учился в Принстоне, – напомнил Джонатан, потому что сама я об этом даже не обмолвилась. – Брэдли и Курт – тоже. И еще кое-кто из наших общих знакомых. Только там об университетах ни слова. Бонни, насколько я знаю, выпускница Гарварда – ни к чему затрагивать эту тему.

Я сделала пометку в воображаемом блокноте.

Такси остановилось, и швейцар в ливрее открыл дверцы; он же провел нас под широкий навес и распахнул парадную. Джонатан назвал консьержу наши имена, и тот указал дорогу к роскошному лифту. На пороге квартиры Хегелей нас встретил дворецкий.

Великолепие вокруг произвело на меня неизгладимое впечатление. Мне казалось, в домах, где есть дворецкие, должно быть не менее семи спален, а на заднем дворе – собственный загон с лошадьми.

Бонни и Курт стояли почти у входа и оживленно беседовали под негромкие звуки джаза. Оба энергично жестикулировали, и казалось, будто разговаривают два глухонемых.