Надежда Георгиевна вздохнула, глядя через маленькую дырочку, продышанную пассажирами в причудливом ледяном узоре оконного стекла, как мимо проплывают кобальтовые ленинградские сумерки.

Эх, дети! Вместе росли, только Яша вышел настоящим человеком, а Анька – как кукушонок. И не достучишься ведь теперь…

Зачем только прихворнул несчастный апологет первого блюда Коля? Прямо как на заказ – не хотел присуждать смертную казнь и заболел аккурат накануне. Посмеяться бы такому совпадению, только теперь придется самой с этими противными женщинами работать и слушать гадости от молодой нахалки. Душат у нас, видите ли, гениальных ученых! Знаем мы цену подобным выскочкам, муж от них натерпелся. Наука требует тщательного, скрупулезного подхода, многократных проверок, а не так, что тебе мыслишка в голову пришла, и ты сразу на ней хочешь в рай въехать! Такие-то самонадеянные как раз и расталкивают всех и топят своих учителей. Наверное, девке показалось, будто она что-то придумала, а ее попросили перепроверить, ну и все! Теперь обида на весь мир.

А судья тоже кошка та еще! Надежда Георгиевна ради нее старалась приструнить нахалку, и где благодарность? Даже не посмотрела в ее сторону, будто она пустое место.

Надежда Георгиевна так глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, как вышла из троллейбуса, и не сразу услышала, что ее окликают. Обернувшись наконец, она увидела, что к ней, оскальзываясь на ледяном мартовском тротуаре, спешит Василий Иванович с красной повязкой дружинника на рукаве куртки. За ним следовали еще два мужика убедительной наружности.

– Давайте мы вас проводим, – сказал Василий Иванович радушно.

Надежда Георгиевна вдруг с удивлением поняла, что здесь, на улице, он совсем не выглядит таким затхлым мужичонкой, как в школе. Наоборот, излучает бодрость и силу, так что даже захотелось с ним пококетничать.

– О, с таким прекрасным эскортом я буду чувствовать себя в полной безопасности.

– Вот и отлично.

Василий Иванович подал ей руку, а его товарищи шли чуть позади.

– Ой, а вам можно так? – спохватилась Надежда Георгиевна.

– Можно, можно. Мы просто патрулируем район, сегодня никакой конкретной цели. А как ваш суд?

Надежда Георгиевна только поморщилась:

– Тоска зеленая. Слушайте, а я и не знала, что вы – отважный борец с преступностью!

Василий Иванович засмеялся:

– Да, это моя страсть! Я очень хотел пойти в школу милиции, но побоялся маму волновать. Я у нее, знаете ли, один.

Надежда Георгиевна вздохнула с сочувствием. Тема единственных сыновей была ей близка, даже ближе, чем хотелось бы.

– Вот и поступил на физмат, но не смог противиться зову сердца и сразу записался в студенческий оперотряд. С тех пор я в деле!

– Какой вы молодец! Но надо же как-то вас в коллективе отметить, поощрить, я не знаю… Может, стенгазету выпустить, это же какой прекрасный пример для всех!

– Прошу вас, не нужно. Я же не для показухи это делаю. Не хочу хвастаться, – Василий понизил голос, – но я не только шляюсь по району, иногда мне поручают более важные задания, так что сами понимаете, реклама ни к чему.

– Да-да, конечно.

– И я был бы вам очень благодарен, если бы вы на работе никому не рассказывали.

– Безусловно! Можете на меня рассчитывать. Нет, ну какой вы все же молодец! – воскликнула Надежда Георгиевна. – Вы настоящий герой, недаром у вас фамилия такая героическая, Грайворонский. Вы, кстати, не родственник?

– Нет. Никакого отношения не имею.

Рука Василия Ивановича одеревенела, напряглась, и сам он помрачнел.

– Извините, просто фамилия редкая, вот я и подумала. Наверное, вам надоели уже с подобными вопросами?

– Что ж, пока у меня действительно из достоинств только звучная фамилия, но я над этим работаю. – Василий Иванович засмеялся довольно неискренне.

– Ладно, простите мне мою бестактность.

К счастью, они дошли до дома Надежды Георгиевны, и она поспешила проститься. Действительно, сморозила! Ах, фамилия героическая! Ну что поделать, если это все равно что Дзержинский или Ленин. Иван Ильич Грайворонский – герой Гражданской войны. Так же как Пушкин – великий русский поэт. Сразу ассоциация.

Но все же неловко получилось. Можно подумать, если Василий Иванович Петров или Воробьев, то его служба в ДНД уже не такая героическая.

Дом встретил непривычной пустотой. Муж готовится к защите докторской, сын с товарищами, будем думать, тоже готовится к занятиям, а дочь гуляет с подружкой Валькой. Бабушка, слава богу, еще неделю в санатории своем вонючем. Надежда Георгиевна сначала злилась: где это видано – по два раза в год поправлять здоровье. Льготную путевку первый раз еще можно выбить, а второй – крайне проблематично. Сейчас пришлось полную стоимость оплачивать, но, ей-богу, оно стоит этих денег. «В следующий раз захочет, обручальное кольцо продам, а отправлю!» – рассмеялась Надежда Георгиевна и закружилась по комнате, как молодая. Ах, стать бы сейчас легче килограммчиков на десять и надеть юбку солнце-клеш, и завертеться так, чтобы было видно коленки. Боже, какие у нее были коленки… Сейчас, конечно, жиром заплыли, да и ни к чему они сорокалетней матери семейства.

Кстати, о юбках! Надежда Георгиевна достала стремянку и поднялась на антресоли. Так, старые обои, лампа, снова старые обои, связки пожелтевших газет, подписка на «Огонек» за черт знает какой год. И попробуй выброси эти бесценные сокровища! Надежда Георгиевна чихнула и достала чемодан со старыми платьями. Сейчас клетка снова входит в моду, а в чемодане как раз лежит солнце-клеш из шотландки. Ане должно быть хорошо, а если не понравится, расчехлим «Зингер», пока бабка в санатории, и быстренько сострочим что-нибудь интересненькое.

Она аккуратно стерла толстый слой пыли с чемодана и только раскрыла его, как вернулась Аня вместе с подружкой. Вид этой девочки огорчал Надежду Георгиевну и приводил в недоумение: дочь, конечно, не сахар, но она умная и тонко чувствующая личность, что привлекло ее в столь примитивном существе?

Начесом и ярким макияжем Валя отдаленно напоминала североамериканского индейца, а одета была хоть и сплошь в «фирму», но крайне безвкусно. Надежда Георгиевна знала, что ее мамаша – главный бухгалтер в «Интуристе», так что ясно, откуда у девчонки шмотки и почему она со своим интеллектом медузы учится в престижной школе. Только вот почему Анька с ней дружит, непонятно.

– Здрась, теть Надь! – сказала Валя, не прекращая жевать резинку.

Надежде Георгиевне захотелось сначала стукнуть девчонку по затылку, чтобы жвачка ее коровья вылетела у нее изо рта, потом умыть под холодной водой, причесать и только после этого здороваться. Но все это должна проделать родная мать, только она целыми сутками пропадает на работе, приносит дочке в клювике все, что та пожелает, и щебечет «моя куколка», «моя куколка». А из куколки-то черт знает что растет…