— Ты можешь брать машину, когда меня нет. Она скучает, застаивается. Я сделаю тебе доверенность.

Катерина хотела сказать, что они будут скучать вместе. Но может быть, взять и прокатиться на его машине на дачу? Сосед Зацепин явится обнюхать…

Вспомнив о соседе, она поморщилась. В последнее время Федор часто упоминает о нем. Что у них за дела?

Виктор Николаевич работал в одном геотресте с дядей Мишей, потому и стал их соседом. Катерина не сказала бы точно, но с давних пор что-то настораживало в нем. Она не вдумывалась, что именно. Тогда она еще не отвечала за всю семью — были живы бабушка, дядя Миша…

Катерина почувствовала, как тревожно повернулось сердце, а в памяти возник запах слегка подгорелого мяса. Втянула воздух. Нет, это не аромат шашлыка, запах сигарет.

Катерина перегнулась через перила. Тремя этажами ниже увидела две мужские головы, две руки, которые размахивали сигаретами. Прислушалась — они спорили.

— Без магнита ника-ак… Ты берешь его и…

Она отшатнулась от перил.

Ну конечно! Тот день явился к ней снова. Во всех подробностях, о которых, кажется, забыла. Катерина поежилась. Что-то подсказывало ей — тот день был особенный… Для всех на зеленой лужайке…

Она вспомнила, как Михаил Александрович снял с углей металлическую решетку, переставил ее на сервировочный столик. Колесики дернулись, но Зацепин быстро протянул руку и удержал его.

Бабушка расставляла тарелки на круглом столе, посеревшем от дождя и снега, в старой беседке. Увитая жимолостью с белыми медовыми цветами, беседка отделяла всех от большого мира, заставляя собравшихся за столом почувствовать близость друг к другу.

С чего начался разговор — может быть, просто так, ни с чего. Она помнила продолжение, когда испанскую "Сангрию", налитую из бутылки в форме скрипки, уже все распробовали. Дяде Мише привез ее в подарок аспирант, отдохнувший на Коста-дель-Соль после праведных трудов защиты.

— Место красит человека, а не человек место, — заявил Михаил Александрович. — Когда говорят наоборот, то это неверно с научной точки зрения.

— Вы ниспровергаете основы. — Похоже, Светлана Полякова, которая приехала по делу и осталась на обед, старалась произвести впечатление.

Катерина помнит, что ее тоже удивили слова дяди Миши.

— Но так нас учили в школе, — поддержала она Светлану.

— А вот мы сейчас разберемся, чему вас учили. — Михаил Александрович отпил глоток. — Плодово-выгодное, но приятное, — оценил он вино.

Она помнит любопытство в глазах матери, восхищение в глазах бабушки. Потом снова — его голос. У него был необычный голос: если бы он принадлежал другому человеку — пониже ростом, хлипкой "конструкции", то сказали бы, что он немного женский. Но, глядя на его большую фигуру, казалось, что он щадит окружающих и не гудит как иерихонская труба.

— Места бывают разные. Есть такое понятие, как аномальные зоны, — объяснял он. — Их никакой человек не скрасит. А есть сакральные — места силы. Их тоже никто не испортит. Такое место всякого украсит — даже вылечит душу.

— Я вот смотрел-смотрел на ваши астры, Михаил Александрович, — заговорил сосед, — завидовал. Теперь понимаю, они растут на месте силы. Не иначе. У меня не растут.

— Место силы кончается за моим забором, — засмеялся дядя Миша. — Вот закончу большую карту, озабочусь малой. — Он обвел рукой окрестности.

— Опасное дело, если кто завладеет, — сказал сосед. — Представляете, кто-то захочет продать участок за хорошие деньги, а глянь на вашу карту — бегом отсюда!

Все засмеялись, а Михаил Александрович сказал:

— А я никому не покажу.

— Так ведь украсть могут… — Сосед отпил из бокала вино, еще сильнее порозовел.

Катерина увидела дом цвета яичного желтка. Шведская краска была свежей, она сейчас тоже ничего, яркость не гасят ни морозы, ни дожди, ни солнце. На фоне дома фиолетовые астры выглядели картинно.

— Эти астры любимого цвета суфражисток, — смеялся дядя Миша. — Самостоятельных, решительных женщин. Как все мои дамы. — Он оглядывал свою "команду" — бабушку, мать, ее…

Внезапно Катерина увидела его взгляд, брошенный на соседа. Потом услышала слова, которым тогда не придала значения. Верно говорят, что все произнесенное не тает в воздухе. Оно укладывается где-то в мозгу, лежит, пока не придет время выскочить.

Так что он тогда сказал еще?

— В зоне силы, должен заметить, Виктор Николаевич, бессильны даже сильные магниты. А в аномальной — губительны даже сувенирные.

Показалось сейчас или на самом деле сосед побледнел?

— Федор, неси обратно! — Катерина вспомнила возмущенный голос бабушки. — Как ты посмел их забрать?!

И ответ — хныкающий голос брата:

— Я бою-юсь.

Катерина, только что приехавшая из Москвы, заглянула на кухню. Брат сидел на полу, а перед ним — куча магнитиков.

— Ого! Откуда столько? — удивилась она. Где-то она видела эти разноцветные квадраты и овалы. Кораблики, бухты, верблюды…

Федор молчал.

— Взял, — проворчал он, не поднимая головы. — Бабушка велит отнести…

Катерина смотрела на его макушку, темные жесткие волосы такие же густые, как тайга ночью. Всякий раз, когда Катерина начинала злиться на брата, вспоминала, кто он и откуда. Федор — дитя тайги. В нем половина якутской крови. Очень стойкой.

Она узнала желтого бульдога с английским флагом на животе. Сосед привез его из Лондона давным-давно, когда поездки за границу считались большой жизненной удачей. По возвращении соседи устроили праздник. Сосиски на костре, вино…

Кстати, Светлана тогда приехала вместе с ней. Она тоже видела магнитики. Но поняла ли она?

Катерина почувствовала, как во рту пересохло. Недавно она слышала спор двух молодых сотрудников: может ли умереть человек с сердечным стимулятором, если он постоянно находится в электромагнитном поле? Даже таком слабом, как от магнитиков на дверце холодильника? Один говорил, что едва ли, а второй доказывал, что это самый простой способ отправить тещу на тот свет…

Но знал ли Виктор Николаевич о таком влиянии магнитных полей?

Она похолодела. Она знала другое — мать своей жены он не любил.

А сосед продолжал:

— На вашем участке вся сила от вас, Михаил Александрович. Я настаиваю, что человек красит место.

Зацепин спешил засыпать под слоем своих слов дяди Мишины?

— Вы вольны думать как угодно, но я стою на своем, — упорствовал Михаил Александрович. — Эх, если бы снова поселиться на Кадашевской набережной! Ей-богу, там бы ко мне вернулись прежние силы. А на Юго-Западе что со мной сделалось — потребовался сердечный стимулятор!