вернулся мой маленький боец. – Посмеиваясь, отец потрепал девушку по рыжей макушке. – Тебя никто не обижает?

– Я сама кого угодно обижу, – широко улыбнулась Этайн. – Лучше расскажите, как у вас тут.

– Только коротко, – предупредила мать, ставя на стол горячие лепёшки и кидая строгий взгляд своих зелёных глаз на мужа.

– Почему коротко? – Обжигая пальцы, Этайн поспешила схватить лепёшку.

– Да потому что уже кто-то прознал, что ты в Лиссе. Надо спасать Игниса. – Женщина раздражённо перекинула свою косу с плеча за спину, отходя к печи. А Этайн застонала, упираясь лбом в грубо отёсанный стол.

Едва в деревне узнали, что Этайн – чародейка, и каждый её приезд на каникулы сопровождался внеурочной работой. Причём совершенно не её профиля. К дому мельника выстраивалась очередь из страждущих: больных, раненых, обиженных.

Вообще, в Лиссе, сколько Этайн себя помнила, жила травница. Магических сил в ней не было ни на йоту, а в травах она разбиралась едва ли не лучше, чем профессора в академии. Но, к сожалению, старая Батильда могла справиться отнюдь не со всем. Те, у кого водились кое-какие деньги, ехали в столицу к магам-лекарям, но то были редкие счастливцы.

Пару лет назад Батильда умерла, оставив после себя внука Игниса, который перенял у бабки её мастерство. Они с Этайн быстро сдружились, и чародейка никогда не могла отказать другу в помощи. Если быть совсем точным, то на время своего пребывания в Лиссе она заменяла его. Очень скоро односельчане заимели привычку выстраиваться в живую очередь не у мельника, а уже у дома травника, как только Этайн появлялась в деревне. И сейчас наверняка собирались брать хлипенький забор Игниса штурмом.

Быстро закинув в себя пару лепёшек под короткий рассказ отца про семейные радости и горести, Этайн прихватила учебник по травам, который взяла с собой из Гвинефэра, и помчалась на другую сторону села, на помощь к другу.

– Сказал же, нет её пока! Если ещё хоть один из вас, козлов плешивых, по моим грядкам пройдётся, вы от меня ни гриба ядовитого, ни травки, ни чёрта лысого не получите! – разносился зычный голос Игниса, пока Этайн кралась в дом с заднего хода.

Девушка подошла к другу сзади, пока тот толкал свою проникновенную речь. Игнис хлопнул дверью так, что с потолка посыпалась побелка, пачкая его ярко-рыжую, коротко остриженную голову. А когда тот обернулся, то столкнулся нос к носу с Этайн.

– Матерь и Всеотец! – Парень охнул, прикладывая руку к груди. – Ты меня в могилу сведёшь. – Впрочем, чародейка тут же была сграбастана в крепкие объятия. Этайн подумала, что ещё одно такое тёплое приветствие на сегодня, и ей точно придётся лечить себя самой.

– Я тоже рада тебя видеть. – Она похлопала друга в ответ по широкой спине.

Игнис был высокий, жилистый и гибкий. В его ярко-синих глазах постоянно плясали искорки детского озорства, в одном ухе он носил серьгу из высушенных ягод, был смешливым и свободным, как весенний ветер. С ним всегда было легко и приятно.

– Ума не приложу, откуда они прознали. – Игнис уже шагал в глубь дома, качая головой. Этайн следом. – Я утром из леса возвращаюсь, смотрю, стоят. Как бараны на выгул. Ну, думаю, точно, либо вчера в трактире отравились, либо Тани приехала.

Этим ужасным сокращением от имени Этайн звал только Игнис, переняв эту отвратительную привычку от своей бабки. Чародейка сначала пыталась возражать, но потом смирилась, Игнис оставался глух к её просьбам не коверкать имя.

– Это мне? – Друг ткнул в книгу в руках Этайн.

– Кому же ещё. На неделю хватит?

Игнис перехватил из её рук учебник, полистал, жадно впиваясь взглядом в испещрённые мелким почерком строки.

– Может, даже на две! – восхищённо выдохнул парень.

– Подожди. – Этайн отобрала книгу обратно. – Расскажи, что там. – Она кивнула в сторону, где раздавался шум голосов. – А то я тебя теперь с книгой нескоро увижу.

– Да как обычно. – Игнис потоптался на месте, кидая нетерпеливые взгляды на учебник. – За лиссовцев я спокоен.

Этайн вздохнула, протягивая другу книгу:

– Ладно, зови.

К концу дня Этайн была вымотана настолько, что едва доплелась до дома. А поток посетителей и не хотел редеть. На следующее утро история повторилась. А потом на следующее и на следующее… Конечно, лиссовцев даже с самыми застарелыми болячками не хватило бы для того, чтобы занять Этайн на такое длительное время. Но слухи расползаются быстро, а жадного до дармовой помощи народа было много. И скоро к дому травника начали подтягиваться жители соседних деревень.

– Скажи, что я умерла, – шипела Этайн на Игниса, обнаружившего подругу в собственной кладовке с травами и принесёнными пациентами дарами. Запахи внутри маленького, закрытого помещения были волшебные: горьких трав и курятника.

– Тани, это последние, клянусь. – Травник мягко подталкивал чародейку к двери.

– А завтра? А послезавтра? Им же конца и края нет! – Этайн упёрлась ногами и руками в дверь, словно кошка, не желая и шага больше ступить.

– Надо закрывать лавочку, – согласно кивнул Игнис. – Объявим завтра утром, что ещё два дня, и всё, хорошо? – Видя, что его увещевания не действуют, парень понизил голос ещё немного, склоняясь поближе к девичьему ушку. – На будущей неделе день Солнцестояния. Праздник большой готовят, всё успеть надо. До него точно надо всем домой попасть. Разойдутся.

Чародейка резко обернулась, глядя в тёмные в полумраке комнатки глаза. Игнис был совсем близко, так что она едва не соприкасалась с ним носами.

– Три дня, – твёрдо сказала она. – Иначе не пойду с тобой за папоротником.

Ночь Солнцестояния была единственной ночью в году, когда можно найти цветки папоротника, что являются незаменимым ингредиентом для многих настоев и мазей. Это было непростым делом: папоротник не показывался кому попало. Вопреки расхожему мнению недостаточно было лишь определённой ночи в году и смелости. Также вам понадобятся терпение, смекалка и горсть удачи. А присутствие рядом чародея сильно эту удачу повышало.

– Договорились. – Игнис расплылся в довольной и немножко хитрой улыбке, оглядывая Этайн крайне внимательно. Девушка, недовольно передёрнув плечами, сама открыла дверь.

Последним посетителем на сегодня была женщина с тремя детьми. Старший мальчишка, лет шести, держал за руку сестру, которая неуверенно стояла на своих двоих. Мать баюкала на руках самого младшего – свёрток пелёнок, из которого проглядывало покрасневшее личико. Ребёнок тяжело дышал, из носа постоянно текло.

Этайн, не поверившая своим глазам вначале, когда посетительница принесла младенца с «простой простудой», осмотрела всё семейство. На каждом обнаружились те или иные признаки болезни, вылечить которую было явно не в её силах.

– У вас люэс[2]. У всех троих. – Этайн говорила это и не