Суша. Скалы. Теперь с левого борта. Хорошо слышно. А что впереди? Для верности мы отвернули еще сильнее вправо и пошли курсом 320°, по-прежнему ничего не видя. Гул прибоя постепенно пропал, заглушенный привычно бурлящими гребнями. А вскоре и этот шум заметно умерился. Заодно прекратилась боковая качка. Видно, что-то заслонило нас от ветра. Скорее всего, оказавшийся с наветренной стороны островок с маяком. Самое подходящее место, чтобы отдать якорь и ждать благоприятного ветра. Впереди только широкие отмели и острые скалы Файлаки. Норман крикнул с мачты, что видит на горизонте рассыпанные по берегу острова тусклые огоньки.

Я скомандовал развернуть судно на сто восемьдесят градусов и спустить парус, чтобы отдать якорь с носа, где широкие полосы буйволовой кожи предохраняли бунты от повреждения тросом. Детлеф с помощниками уже стоял на носу, держа наготове якорь. Ребята ловко управлялись со шкотами, фалами и брасами, и вот уже парус собран на рее, можно бросать малый якорь. Безупречное взаимодействие! Часы показывали 22.30.

Через несколько секунд с носа донеслись какие-то возгласы. Шум волн не позволял разобрать слова. Стоявший на крыше рубки Норман сказал, что мы, похоже, потеряли якорь. То же самое прокричал откуда-то спереди Эйч Пи. Что за неуместные шутки, когда перед нами рифы? Я отказывался поверить услышанному, пока вынырнувший из темноты Детлеф не доложил, что якорный трос лопнул.

— Живо! Второй якорь!

К счастью, на корме у нас лежал в запасе другой якорь, поменьше. Карло и Детлеф уже полным ходом готовили его. Мы проверили и перепроверили все узлы. Я снова и снова твердил:

— Смотрите, чтобы все было в порядке! Больше нам нечем зацепиться за дно!

Пошел за борт второй якорь. «Тигрис» начал выходить из полосы заштиления, образованной незримым островком, ветер нажал на высокую корму и нос, и мы стали набирать скорость. Якорь явно не зацепился за дно. Кто-то негромко предположил, что, может быть, и этот якорь потерян. Остальные молчали. Детлеф подергал трос и решил выбрать слабину. Из черной воды вынырнул оборванный конец. Мы продолжали молча смотреть. Детлеф застыл, не находя слов. Молодой немецкий капитан, привыкший нажатием кнопки выбирать многотонные якорные цепи, стоял с потерянным видом, держа в руке обрывок каната.

Мы лихорадочно соображали, что еще можно привязать к тросу, чтобы остановить снос. И ничего не могли придумать.

Увеличивая скорость, «Тигрис» шел прямо на поджидающую нас непрерывную цепочку скал, и никакие маневры рулевыми веслами не помогали. Мы отчетливо различали тусклые огоньки на невидимом берегу Файлаки. Скоро они выстроились вдоль всего горизонта — ни справа, ни слева не обойти, хотя бы и под парусом.

При дневном свете мы бы видели сушу. Попытались бы высмотреть участок поровнее и править туда. Возможно, среди рифов есть проход, хоть лоция и утверждает, что с этой стороны к берегу подойти нельзя. Но сейчас царила ночь, стрелка часов приближалась к двенадцати. Напоремся на скалы раньше, чем увидим их. Потерпим крушение в полной темноте.

И все же у нас нет причин для паники. Наша конструкция — самая безопасная в таком положении. Веревки и камышовые бунты могут быть растерзаны, но нас они спасут от гибели на камнях. Слава богу, что мы подходим к бурунам не на дощатой лодке. Тогда нам всем пришлось бы худо.

Судя по всему, наше гордое суденышко обречено, разве что удастся отстроить его заново. И это еще до того, как оно получило возможность по-настоящему проявить себя. Что говорить, и для нас, и для ладьи было бы куда лучше, если бы мы хоть что-то видели. Но мы словно одиннадцать слепцов. Попробуй проплыть между рифами или выпрыгнуть на скалу, когда без фонаря собственных рук не видно!

Оставалось только одно: возможно больше затормозить снос. Удастся — может быть, оттянем крушение до рассвета. Да и удар о камни будет слабее.

— Отдать плавучий якорь!

Он висел наготове на краю мостика у моих ног.

Плавучий якорь представляет собой всего-навсего длинный конусообразный мешок из грубой парусины, нехитрое устройство, которое волочится по воде, позволяя дрейфовать кормой или носом к ветру, когда шторм вынуждает убрать паруса. В вершине конуса — отверстие для пропуска воды.

Пошел за борт плавучий якорь, и сразу будто включили мощный тормоз. Настолько мощный, что снос совсем прекратился. Огни на острове перестали смещаться, мигалка маяка — тоже. Никогда еще я не видел, чтобы плавучий якорь работал так здорово. Развернувшись высокой кормой к ветру и частой волне, мы застыли на месте в кромешной мгле. Никто из нас не подозревал, что кругом совсем мелко и парусиновый мешок зацепился за дно. Вместо того чтобы плавать у самой поверхности, он, качаясь в ложбинах между волнами, загребал рыхлый грунт. Наполнился илом, отяжелел и зарылся в густое месиво.

Редкие тусклые огоньки на невидимом берегу, скорее всего, были керосиновыми фонарями вроде наших. А где фонари, там дома или хижины. Мы находились достаточно близко, чтобы с берега могли заметить наши огни, и я несколько раз передал сигнальным фонарем СОС. Ответа не последовало. В черном ночном небе над Файлакой слева можно было рассмотреть едва заметное зарево от огней современного города. Эль-Кувейт, в 30 милях от нас. Над нами выше облаков прогудел самолет.

От консорциума в лице Би-би-си мы получили портативную радиостанцию для передачи репортажей с борта. Зная, что на кувейтской береговой радиостанции, расположенной по ту сторону Файлаки, установлено круглосуточное дежурство, Норман попробовал связаться с ней. Никакого ответа. Нам вообще никто не отзывался.

Мы расписали дежурство на остаток ночи — по два человека на вахту — и спали одетые, подложив под голову спасательный нагрудник вместо подушки. Плавучий якорь умерил нашу тревогу. Отчасти. Норман скатал свой матрац и извлек из ящиков, на которых спал, другую рацию, взятую им на время плавания у своего друга-радиолюбителя, поскольку он не очень-то полагался на аппаратуру, полученную от консорциума. А так как мы с Норманом лежали в рубке ногами друг к другу, пришлось мне примостить свои ноги на его скатке. В два часа ночи кончилась моя вахта, но не успел я толком уснуть, как снова проснулся и вылез на палубу. Мысль о грозящей опасности не давала мне покоя. Мы опять стали время от времени посылать световые сигналы в сторону острова. Три короткие вспышки, три долгие, еще три короткие. СОС. Никакой реакции. К тому же большинство огней на берегу погасло, и я лег, оставив на вахте Тору и Юрия.

Раза два или три я выходил из рубки, чтобы проверить направление ветра и положение маяка, потом снова ложился. Вдруг Юрий позвал меня и сообщил:

— Отвечают!

Пять утра. По-прежнему непроглядная темень. Я выбрался на палубу: точно, кто-то с правильными промежутками посылал в нашу сторону долгие световые сигналы. Яркий источник света включался чуть левее одного из немногих оставшихся тусклых огней. Мощный электрический фонарь. На борту какого-нибудь судна? Нет, явно на берегу, судя по тому, что фонарь неподвижен.

Я снова и снова передавал СОС, и каждый раз получал в ответ букву Т в подтверждение приема. С радостью думали мы о том, что скоро к нам подойдут и проведут «Тигриса» между рифами или отбуксируют в обход острова. Наконец-то есть контакт с людьми.