для этого нужно было много-много кораблей, и причем быстро. За ближайшие десять лет Германии нужно было достичь паритета с Британией. Но никакие мощности фатерлянда не позволяли рейху так быстро строить или восстанавливать корабли.

Поэтому в ход было пущено все, включая «собирательство по помойкам» в виде подъема затонувших кораблей. А бо́льших «залежей» сравнительно новых (и даже новейших) кораблей, чем в районе Моонзунда, и сыскать было непросто.

Мы их, конечно, неспешно поднимали, но, как я уже упоминал, большей частью в виде башен орудий главного калибра. Немцам же нужны были именно корпуса линкоров, поскольку они собирались, восстановив их корпуса, оснастить линкоры новейшими 380-миллиметровыми орудиями.

В связи с этим мы договорились с кайзером о совместных работах по подъему в районе Моонзунда, в бывшей бухте Стения, а также на месте сражения у Пулы в Адриатическом море. Впрочем, в последнем случае будут поднимать немцы и итальянцы. Нам нужен был опыт таких работ, а немцам нужны корпуса тяжелых боевых кораблей. Ну, и металл от прочего хлама. На металлолом, ибо металл судов и кораблей был достаточно дорогим и качественным. Всё поднятое мы делили пополам с условием, что всё, кроме башен и стволов к ним, мы продадим Германии. По довольно приличным ценам, кстати.

Все эти работы будут вестись в рамках принятой рейхом Большой кораблестроительной программы, которая должна была до 1925 года пополнить германский флот минимум четырнадцатью или шестнадцатью линкорами, в числе которых будут и четыре новейших линкора проекта «L-20» с восемью 420-миллиметровыми орудиями главного калибра. Также предполагалось производство четверки еще более новых и совершенных линкоров проекта «L-24», но там еще не было все до конца понятно, поэтому их не считали. На верфях Германии закладывали еще четыре корабля серии «Байерн» – чуть устаревшего, но тоже очень современного типа. У нас таких не было ни одного. От слова совсем.

Поднятые и проданные немцам корабли в случае наличия перспектив восстановления отводили в доки для ремонта. Поскольку верфи Германии не справлялись с такой разовой и срочной нагрузкой, то Берлин предложил нам и итальянцам поучаствовать в процессе восстановления мощи Kaiserliche Marine, да так, что мы ударили по рукам и получили большие заказы.

Так, верфи Санкт-Петербурга должны были восстановить корпуса трех линкоров типа «Кёниг», для их последующего буксирования и довооружения уже на верфях Германии.

Пару поднятых «Байернов» немцы решили восстанавливать сами. Всё ж таки новейшие линкоры. Что касается «Кёнигов», то у нас один из них был свой собственный и носил гордое имя «Моонзунд» (в девичестве германский «SMS Grosser Kurfürst»), поэтому немцы за утечку технологий не очень переживали. Как говорится, всё уже украдено до нас.

Еще верфи Санкт-Петербурга получили заказ на восстановление линейного крейсера «Мольтке», а верфи Николаева – на восстановление линейного крейсера «Гёбен».

Так что немцы убивали сразу двух зайцев: быстрее восстанавливали свой флот, при этом занимая их заказами наши верфи, а значит, не давая на этих мощностях строит что-то нам самим для своего флота. Я уж не говорю о том, что те же верфи Николаева штампуют контейнеровозы, как те пирожки, так что военное морское строительство большей частью приостановлено или осуществляется в очень ограниченных объемах.

Итальянцы же получили подряд на восстановление двух затопленных у Пулы австро-венгерских линкоров типа «Вирибус Унитис», а также на строительство для немцев с нуля линкора типа «Данте Алигьери», с последующим вооружением германскими орудиями.

Итого шестнадцать штук. Линкоров. К 1925 году. И два линейных крейсера. Добавим к этому строительство прочих кораблей и множества подводных лодок, и мы получим масштаб приготовлений к большой морской войне.

Деньги просто колоссальные. В том числе и для нас в части наших прибылей. И не только финансовых.

Германия была буквально беременна войной.

Но кайзер, как прагматичный и жесткий политик, четко обрисовал мне перспективу, дав понять, что в случае, если я не смогу убедить королеву Изабеллу, то рейх будет вынужден приостановить множество военно-морских проектов, переориентировав военный бюджет на выпуск танков, пушек и самолетов. А, грубо говоря, линкор стоит, как тысяча приличных танков. И против кого они будут направлены, где применены – вопрос. В том числе и на сообразительность.

Думаю, о том, что в первую очередь будут «приостановлены» заказы на российских и итальянских верфях, можно и не упоминать, как о несущественной мелочи, верно?

Итак, нужна ли мне Франция?

Глава 4

Благословения, страсти и окно в будущее

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. АЭРОПОРТ «НОВЫЙ РИМ». 10 апреля 1920 года

Вечерело. Собравшаяся толпа возбужденно переговаривалась. Очень много верующих и церковнослужителей.

Великая суббота. Завтра Пасха Христова.

Беру жену за руку и говорю вполголоса:

– Всё будет хорошо. Не нервничай так.

Она едва заметно кивает.

Бледная Маша изображает спокойствие. Но волнение ей доставляет не только сам факт предстоящего религиозного события, но и ряд других соображений. Вот том числе и погодный фронт в районе Ликии и юга Мраморного моря. Но командир, пилотирующий самолет с Благодатным огнем на борту, принял твердое решение идти сквозь облачность, боясь опоздать к назначенному сроку.

Напряжение императрицы я понимал и разделял. Вопрос был серьезнейшим и даже политическим. Неприбытие Благодатного огня могло быть истолковано толпой как дурной знак, тем более что среди ортодоксальной части православных и так уже ползли разговоры об увлечении царской четы язычеством, оккультизмом и прочим непотребством. В этой среде бродили и те старые идиотские слухи о явлении Антихриста в моём лице, и о Блуднице Вавилонской в лице Маши. Мой запрет во время пандемии «американки» целовать крест в церквах, запрет на одну ложку на всех во время Святого Причастия, мои запреты на наполнение храмов толпами кашляющих друг на друга верующих – всё это не могло добавить мне/нам популярности среди истово верующих. И выражение Благословенная в адрес Машу звучало всё реже и реже.

Масла в огонь добавило наше с Машей участие в открытии Зимних олимпийских игр во Владикавказе. Собственно, зажжение Олимпийского огня в чаше стадиона и добавило. С чьей-то легкой руки (или подачи) пошли разговоры о том, что мы затеяли богопротивный языческий шабаш, да ещё собрали на стадионы бесстыдные толпы иноземцев. Ну, и в таком вот духе. Так это дело было зимой. Так что я даже боюсь представить себе какие разговоры после Летних игр, тем более что барышни-спортсменки будут там состязаться в довольно фривольных спортивных одеяниях.

Да что там спортсменки, если сама Маша собралась участвовать в эстафете Олимпийского огня по Константинополю! Пусть и символизируя Вечный