– Прежде, чем вы войдете в семью, вам придется пройти долгий путь, – говорю я. – Главное зарубите себе на носу: я – хозяин арены. Если я щелкну кнутом и скажу “Алле-гоп!”, вы сразу скачете на одной ножке. Без разговоров. – Я заставляю обоих прыгать на одной ножке в течение трех минут без остановки. Они тяжелые, грузные. Явно не в лучшей физической форме. Под конец третьей минуты оба уже задыхаются. В общем жалкое зрелище.

Я объясняю им, что надо сделать. Медленно, с расстановкой, простыми словами. Особо подчеркиваю, что при выполнении этих задач от них требуется благоразумие, надежность и осторожность.

– Мы тебя не запалим, – говорит Гамей.

– Мы тебя не запалим, – повторяет Мускат.

Кажется, я понимаю, что они имеют в виду. Они сидят, наблюдают за тем, как я наблюдаю за ними, наблюдающими за мной.

– Хорошо. Вы свободны.

Они растерянно переглядываются.

– А это… ну, то, что нам надо сделать… – неуверенно начинает Гамей. – Может, ты нам все запишешь? Ну, на бумажке. Это что, вроде как кодовые названия… ну, насчет девчонки и кошки?

Прошло два дня. Я дал диджеям исчерпывающую информацию по Космо и кошке. Потом я был занят богоугодно-церковными делами и размышлениями о сотворении чудес. Сфабриковать чудо нетрудно – трудно сфабриковать его хорошо.

Под вечер второго дня я задумался, где там Гамей с Мускатом. По идее, они должны были уже появиться и доложить об исполнении. Бегать за ними я не собираюсь – это было бы недостойно большого босса, да и вообще несолидно, – однако меня раздражает, что они даже не удосужились позвонить, сообщить о своем полном провале и хотя бы извиниться. Настоящие большие боссы настоящей преступной организации вряд ли бы потерпели подобное разгильдяйство.

И все-таки – чисто из любопытства – звоню Гамею.

– И что там у вас?

– Все просто супер, – отвечает он.

– Вы уже поговорили с Космо?

– Еще нет, но уже собираемся.

– А что там с кошкой?

– Буквально завтра займемся.

– А что вы делали целых два дня?

– Ну, вчера я весь день провалялся. Я вообще-то не пью.

Видимо, кто-то подлил мне спиртное в сок. Мне было плохо. Я весь день проболел. А сегодня мне нужно было к Роксане. Она моя парикмахерша. Завтра она уезжает в отпуск. Хотела меня передать Нурине, которая тоже классно стрижет. Ну, как передать… только на время. Пока самой Роксаны не будет в городе.

Но я сказал “нет”. Свои волосы я доверяю только Роксане. Так я ей и сказал. Да, Нурина отлично стрижет, но я хочу стричься только у своего мастера…

– Гамей, послушай меня. Хорошо?

– Не вопрос.

– У вас двоих есть еще сутки, чтобы исполнить работу. Ровно двадцать четыре часа. Время пошло.

– Эй, погоди. Такие дела так вот сходу не делаются. Тут надо прикинуть, как все провернуть, чтобы не проколоться.

Я так зол, что мне надо прилечь. Да, если по правде, то этих двоих идиотов, на самом деле, не проверяют на предмет вступления в крупную международную преступную организацию, но они-то об этом не знают. Я вспоминаю о том, сколько я пресмыкался, чтобы получить приглашение только на собеседование по поводу вероятного приема меня на работу – не говоря уж о том, чтобы получить собственно работу, – и мне хочется рвать и метать. Меня бесит подобное раздолбайство.

Гамей с Мускатом звонят мне на следующий день, ближе к вечеру.

– А можно уже прекратить? – спрашивает Гамей.

– Что прекратить?

– Мы уже два часа ждем на улице у магазина.

Они не смогли найти Космо. Они не смогли найти кошку и совершенно выбились из сил после двух-трех часов “напряженной” работы. Я злюсь на себя, что вообще обратился к этим двоим дебиловатым диджеям, чья фантазия черпает вдохновение в карте вин. И чего, интересно, я ждал?

– Мы тебя не палим, ты не думай. Мы просто не можем его найти.

– Прекращайте, когда хотите. Но вы сразу выходите из игры.

Мне приходится напомнить себе, что я не плачу им денег.

Чтобы как-то унять свою ярость, иду прогуляться по пляжу. Вижу группу подростков, которые открывают для себя запрещенные радости распития пива и пьяного буйства. Они даже не подозревают, насколько все это не оригинально, банально и заурядно. Да, для них это внове. А мне давно уже скучно и неинтересно. А уж Господу Богу все это наскучило еще раньше. Он уже не досадует на человечество, не скорбит при виде наших нелепых выходок – ему просто скучно. Все, что нам кажется важным, волнующим, увлекательным и захватывающим… все, что нас бесит и злит… Богу это давно уже неинтересно.

Первый поцелуй. Ярость, когда узнаешь, что тебя злостно обманывают. Восторг, когда разгоняешь свой “Нортон коммандо” и мчишься по трассе. Желание во чтобы то ни стало добиться того, чтобы тебе сделали нормальную фотку на паспорт; выйти замуж за собственного сына; отбелить белье так, чтобы оно было действительно белым. Злость на некомпетентных врачей, которые вообще ничего не знают, и непонятно зачем нужны. Бешенство, когда тебе не возвращают долги. Все эти мелкие житейские радости или досадные неприятности. Пережаренный гусь к праздничному обеду. Изучение содомии на практике. Неожиданное появление старого друга, с которым ты давно потерял связь. Тихая грусть, когда приходится выбрасывать любимый пиджак, потому что он такой старый, что его уже стыдно носить. Удовольствие, когда избиваешь врага. Жаркие споры о том, что это: соболь или куница. Кольраби или кормовая свекла. Куда повернуть: налево или направо. Все та же старая песня. Меняются лишь исполнители.

В тот же день, ближе к вечеру, взбодрившись после сеанса с боксерской грушей, я прохаживаюсь по Вашингтон-авеню с жестяной коробкой для сбора пожертвований на церковь, захожу в кафе и вижу Гамея с Мускатом. Вместо того чтобы искать Космо, эти два обалдуя сидят в кафе и пытаются обольщать симпатичную, но очевидно несовершеннолетнюю девицу и ее толстую подружку.

Я слишком устал, у меня просто нет сил в полной мере предаться чувству горького разочарования в людях, и тем не менее… Во-первых: умные люди никогда не попадаются. Во-вторых: когда тебе самому пятнадцать, и ты пялишь пятнадцатилетнюю девочку, это естественно и нормально. Когда тебе сорок, и ты пялишь пятнадцатилетнюю девочку, в этом есть некий по-декадентски распутный шик. Но когда тебе двадцать, а ей – пятнадцать, это значит, что ты человек никчемный. Хуже того: Гамею с Мускатом явно не удается произвести впечатление на девчонок.

Диджеи меня не видят, и я потихонечку выхожу из кафе, пока меня не заметили. В любой уважающей себя настоящей преступной организации этим двоим уже давно переломали бы ноги, а я могу только устроить им головомойку, что никак не сделает мне чести, поскольку тот, кто ругается и орет, выглядит вовсе не грозно, а крайне нелепо. Я выхожу из кафе. Если кто-то считает себя умнее тебя, иногда лучше его в этом не разубеждать. Потому что себе дороже.