– Ха-ха, – засмеялась та. – Какашки.

Она направилась вместе со всеми в магазин. Всеобщий восторг вызвали солонки в виде раковин, причем гораздо больший, чем они сами. Рыжей даже не пришлось дожидаться, когда дети уйдут. Никто не обращал на нее внимания. Она прокралась к огромной раковине, лежавшей на боку. Оглянувшись вокруг, нырнула под ограждавшие ее желтые веревки. Опустившись на четвереньки, Рыжая заглянула внутрь рогатой махины. Там все было залито красноватым пульсирующим светом, постепенно затухающим в недостижимой глубине. Уютная полость раковины так и манила заползти поглубже.

Собравшись с духом, Рыжая нырнула внутрь. Съехав по каналу, она шлепнулась на «пол». Уклон оказался более крутым, чем она ожидала. Внутри пахло солью и морем. Глаза не сразу привыкли к темноте. Внутренняя полость была размером с туалет. Но Рыжей хотелось, чтобы она была еще меньше: как шкаф или буфет. Она прижала ладони к выгнутой стенке раковины, закрыла глаза и улыбнулась. Как будто тебя взяли в скобки. Взглянув на ладони, Рыжая увидела, что они испачкались: стенка была вся в песке, окурках и мокрых птичьих перьях. Белые, изогнутые в виде арфы стенки кто-то исписал грязными ругательствами. Рыжая тотчас узнала эти слова, хотя смысл их был ей непонятен, и мысленно произнесла их. Ей стало стыдно, она покраснела и почему-то испугалась. У нее возникло ощущение, будто она извалялась в грязи. На дальней стенке заметила еще одну надпись: «Ларами и Раффи – любовь до гроба!»

Рыжая посмотрела вверх, на розовато-коричневый пятнистый «потолок». В стенках раковины она заметила маленькие трещинки. Отлично. Рыжая с видом мученицы прижалась щекой к холодному «полу» раковины. Хорошо бы таких трещин был миллион, через них польется дождевая вода, и она утонет. И тогда они пожалеют. Рыжая с удовольствием представила, как все устремляются к ее могиле, оставляя мистера Пападакиса далеко позади.

С тех пор как они переехали в похожий на пещеру дом мистера Пападакиса, Рыжая постоянно стремилась куда-нибудь забиться. Она забиралась в корзины, где хранилась одежда, и закрывалась крышкой. Часами сидела под раковиной, закрыв глаза и слушая урчание труб. Ночами залезала в собачью будку и лежала там в обнимку с соседским биглем. Порой, когда Рыжая лежала достаточно долго, это наконец случалось. За гулом собственной крови, за шумом мира она начинала различать иную мелодию. То была лишь искорка звука, отзвук старой песни, которую она забыла.

Когда Рыжая открыла глаза, раковину уже заполнили длинные тени. Начинался прилив. До нее донесся плеск невидимой воды. Она, покачиваясь, добралась до задней стенки раковины и прильнула к самой большой трещине. На фиолетовом небе появились звезды. На листьях пальм плясали отблески молний. Раковина тихо гудела в предчувствии дождя.

Сначала Рыжая просто представляла себя пленницей, но когда попыталась выбраться наружу, выяснилось, что она действительно застряла. Дальше внутрь раковины Рыжая проползти могла, но вот подняться к выходу уже не получалось: стенка была покатой, и она неизменно сползала вниз. Казалось, вход в раковину стал у́же, а на ее крутых и скользких изгибах было непросто найти точку опоры. Рыжая повернула назад, однако трещина на верхушке раковины была слишком мала для ее большого тела. Господи, что же делать? Ну и ладно, пусть я умру здесь.

Но подобной решимости хватило ненадолго. Опасение, что ее обнаружат, нежелание мириться с запретами сестры Джонс или сальными шуточками Роджелио сменилось настоящим страхом: а если ее никто не ищет?

«Не паникуй!» – жестко приказал Рыжей внутренний голос. Это напомнило ей команды учителя физкультуры Кротти и окрики Маргариты, мамаши из телевизионной передачи «Кто еще тебя так любит?».

Но после очередного раската грома нервы у нее сдали. Перспектива провести тут ночь вселяла в нее ужас. Тело содрогалось от страха. Обдирая руки об острые края трещин и налетая на невидимые шипы, Рыжая снова и снова ползла к выходу, неизменно съезжая вниз, израненная и обессиленная.

– Помогите! – закричала она и расплакалась. – Я застряла, помогите!

«Никто не придет, – с ледяной уверенностью произнес внутренний голос. – А сейчас начнется дождь. Так что выбирайся как-нибудь сама».

Но он пришел и обеспокоенно заглянул в раковину. Рыжая сразу перестала реветь. Внимательные голубые глаза, мягкий пушок волос. Грустное приветливое лицо.

– Что ты тут делаешь, детка? Парк уже закрылся.

На его заросшую волосами шею упали первые капли дождя. Небо потемнело и стало иссиня-черным. Сейчас ливанет. Вот ужас-то. Барнаби понимал, что порядочный человек обязан помочь ребенку, этой рыжей толстушке, умоляюще смотрящей на него из раковины. Но внутренний голос убеждал его: «Я опоздаю на паром и пропущу важную игру. И босс обязательно обвинит во всем меня. А мне ведь не платят за сверхурочные».

– Ты разве не видела знака? Рогатая раковина на ремонте.

– Я просто хотела посмотреть. А теперь не могу выбраться.

– Но ты же сумела залезть внутрь? Почему бы тебе не попытаться вылезти?

На нос ему упала еще одна капля дождя.

Покачав головой, Рыжая показала свои окровавленные ладони. Барнаби понял, что дело дрянь: похоже, он убеждает узника, чтобы тот сам себя освободил.

– Ты слышишь? – процедил он. – Сейчас польет дождь. И у нас возникнет куча проблем, если мы опоздаем на паром. Давай, попытайся еще разок.

Вцепившись в край раковины, Рыжая попробовала подтянуться, одновременно отталкиваясь ногами.

– Осторожно! Ты можешь двигать ногой? А шевелить пальцами? Наверное, ты растянула связки.

Рыжая пошевелила пальцами внутри своих кедов и молча взглянула на новоиспеченного Гудини.

– Ну, раз ничего не получается, придется мне вытаскивать тебя самому, – вздохнул Барнаби.

Она убрала руку с края раковины.

– Не получается.

Барнаби застонал.

– Ладно.

Барнаби всегда работал вполсилы, и его мускулы давно ослабели и подернулись жирком.

– Девочка, но ты тоже должна мне помочь… А то я тебя не вытащу.

Ему в голову лезли не самые благородные мысли: «Чертова толстуха, тебя отсюда вообще не выволочь». Он представил, как люди в защитных очках вызволяют эту толстощекую телку с помощью паяльной лампы, а босс обвиняет его в понесенных убытках.

– Господи, девочка, ты только…

– Мне больно!

– Поставь сюда правую ногу и оттолкнись… Ах, черт!

Барнаби посмотрел на часы. До отхода парома оставалось семь минут.

– Нет, так ничего не выйдет. Ты пока держись, а я сбегаю и скажу, чтобы они задержали паром. И попрошу помощи…

Ударил гром, и они оба подпрыгнули от неожиданности. Рыжая стукнулась головой о хитиновую стенку раковины. Ее серые глаза наполнились слезами.

– Простите, сэр, но у меня не получается, – тяжело дыша, пробормотала она. – Только, пожалуйста, пожалуйста, не оставляйте меня здесь одну.