Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Маслом рисовать умеешь? — полосатый удовлетворился несколькими купюрами. — Ладно, дерзай, Пикассо ты наш Бельведерский!
Жирафф принялся за работу, а Зебр обрушил на него поток наставлений. Вскоре, заметив, что советник более-менее справляется, полосатый, насвистывая, плюхнулся на диван и принялся за недоеденный гамбургер.
— Знаешь, братишка, скажу тебе, как художник художнику. — говорил Зебр, покачивая ногой. — Настоящий художник всегда даст натурщице на аборт!
Жирафф, уже весь измазанный краской, так увлекся, что едва ли слышал, о чем балагурит его соплеменник. Немного обиженный, Зебр решил прощупать советника на вшивость:
— У нас в Вытхуяндии не говорят «дурак», а говорят: «он с гуманитарным складом ума»!
— А? — Жирафф, нацепив очки, тщательно подбирал цвет. — Да, меня всегда считали очень умным.
Наконец, картина была закончена. Зебр придирчиво осмотрел результат и удовлетворенно хмыкнул.
— Тащи фен. Там, в ванной. Ща подсушим под старину!
Затем он взял кисточку и намалевал в нижнем углу последний штрих — авторскую подпись: «Зебр».
— И что характерно, — развеселился он, — пейзажист всегда может спать спокойно! Природа никогда не будет настаивать на сходстве!
Жирафф, с феном в руке, почему-то принял эти слова за комплимент и необыкновенно воодушевился. Чуть позже ему пришла в голову какая-то мысль, и он икнул в испуге:
— Подожди-и-и! Так ты не просто так! Ты хочешь подменить настоящую картину? Которую испо-о-ортил?
— Оба-на! Дошло! — Зебр остановил на наручных часах секундомер.
Чуть позднее, уже вечером, у дверей в переговорную комнату Зебр преспокойно копошился со связкой ключей. Рядом трясся от страха Жирафф с картиной в руке, свернутой в трубочку.
— А если сработает сигнализа-а-ация? — спросил он полосатого, шпионски поглядывая по сторонам и напряжённо прислушиваясь.
— Расслабься, подельник, я работаю без палева! Я попросил охранника её отключить.
— Как попросил? — изумился Жирафф.
— Я позвонил ему по внутренней связи из кабинета губернатора и сказал отключить на полчаса сигнализацию. Делов на копейку!
В коридоре послышались шаги. Жирафф покрылся холодным потом.
— Зебр, я забыл, что надо говори-и-ить?
— Надо говорить «шухер!», дубина!
— Шу-у-ухер!
Они сделали вид, что просто мило беседуют.
Показалась Белка с пылающим букетом цветов в руке.
— Мальчики, я так счастлива! Я летаю! Я в раю! — Рыжая была явно подшофе.
— Откуда веник? — полюбопытствовал Зебр.
— Это не веник! — огрызнулась Белка. — Знакомый подарил!
— Лучше бы он тебе подарил поездку в Париж на выходные! — не разделил её расположения духа полосатый.
— Да? А ты знаешь, как за Париж пришлось бы отрабатывать?!
— А что, лучше отрабатывать за этот веник?
— Фу! — Белка показала ему средний палец и пошла своей дорогой, придерживаясь за стену.
Зебр состроил вслед рыжей чудовищную гримасу и вновь принялся за замок. Вскоре механизм щёлкнул, дверь отворилась, и из темноты комнаты пахнуло благородной стариной.
Филарет Иванович, старший бухгалтер в аппарате губернатора, второй час маялся в кровати — никак не мог уснуть. Уже дважды старуха в чепце, лежащая рядом, просыпалась, справлялась о его здоровье, предлагала снотворного или водички.
«Спи! Всё хорошо!» — раздраженно успокаивал её Филарет Иванович.
Он никак не мог выбросить из головы вчерашнюю жгучую брюнетку, её странные знаки. Чего она хотела? Неужели он, жалкий бухгалтеришка в пиджаке ещё советского покроя, мог заинтересовать такую интересную, можно даже сказать, превосходную даму? Иногда ему казалось, что этого просто никак не могло случиться; что это всего-навсего один из его снов, который он по старческой ошибке принял за реальность. Но практичный ум противился мистике. Нет, она была, и она его желала! В этом нет сомненья!
А что? Может, брюнетка разглядела в нем скрытый потенциал? Ведь когда-то же он был высоким красавцем, интеллектуалом, на которого заглядывались хорошенькие комсомолки!.
И Филарет Иванович погружался в сладостную истому тоски по прошлому. Первомай, праздничная демонстрация, всё залито весенним солнцем, транспаранты… Он — правофланговый бравой шеренги атлетов-знаменосцев, грудастые физкультурницы делают фигуры на передвижных платформах.
И вот теперь одна из этих физкультурниц лежит рядом в чепце, старая, дряхлая, мало чем отличающаяся от крокодила. Растоптала его будущее, уничтожила его, как личность и теперь похрапывает в своё удовольствие, как ни в чём не бывало! Старший бухгалтер в отвращении отвернулся к стенке.
Нет, ещё не всё потеряно! Филарет Иванович, низкооплачиваемый госслужащий, безотказный трудяга — это просто маскировка. Он ещё тряхнёт стариной, он им покажет!
И сквозь марево подступающего сна он представлял себя за штурвалом яхты — с мужественным ликом, романтичным загаром, крепкой рукой, — и брюнетку, трепетно льнущую к своему великолепному любовнику…
А на улице, под окном, в неприметном микроавтобусе со шторками полусонно покуривали двое хмурых. Работала звукозаписывающая аппаратура: всхрапывание, кашель, скрип кровати…
Вопрос о нелегальном использовании американских программ в Вытхуяндии надо решать комплексно. Пусть они сначала вернут индейцам захваченные земли.
Министр иностранных дел Вытхуяндии
На следующий день в Сочи приключился праздник. Ну не то, чтобы типа Новый год, но всё же какая-то потеха, особенно для отдыхающих. Город, и без того сверкающий всеми своими парадными, накрахмаленный и припудренный, в одночасье разоделся в цветастые флаги и перетяжки. День Курортника!
В народе говорили о предстоящих массовых гуляниях, о разовом бесплатном входе на все городские пляжи и о дармовом концерте с участием чуть ли не Пугачихи с Галкиным. Но в особенности население интересовалось митингом на центральной площади, потому что упрямые слухи о некоем Председателе некоей Вытхуяндии, которого якобы ради хохмы назначили временным губернатором, уже добрались до самых отдалённых районов. Теперь всем хотелось на него посмотреть, да и послушать — что он такого ляпнет.
Когда вытхуянцы появились на импровизированной сцене, украшенной гроздьями воздушных шаров, они узрели перед собой площадь, заполненную многотысячной разношёрстной толпой. Раздались неуверенные аплодисменты, местами приветственные возгласы, а чаще смех и разудалый свист. Мол, цирк приехал.
Оркестр в сторонке играл танго «Утомлённое солнце».