Я отвернулся от обескураженного моей отповедью Пантелеймона и ударил кулаком по фальшборту. «Всё равно раскручу дядьку на дворянство. И ему хорошо будет, и мне с ним в любом месте спокойнее!»

Минут пять за моей спиной слышалось сопение дядьки. Потом раздался его просящий голос:

– Прости, Илья Георгич, не брани. Нежданно как-то это всё! Из холопов да в дети боярские, да ещё и в дворяне иноземные! Вдруг, кто узнает, засмеют ведь! Стрельцы те же. Они-то меня хорошо знают, кто я и откуда. Скажут, полез с суконным рылом да в калашный ряд!

– А ты не бойся! Кто смеяться-то будет? Русских здесь раз-два и обчёлся. Да и они, узнав, чем я тебя за службу верную наградил, только порадуются. И задумаются. Ты для них примером будешь, каким образом они могут статус свой поднять. Для остальных, испанцев и прочих, ты будешь тем, кем я тебя назову! А насмешка над тобой – мне оскорбление. И на него я сумею ответить достойно! Значит, согласен?

Пантелеймон зажмурил глаза, несколько раз перекрестился и произнёс:

– Чудно ты говорить стал, не всё я понять могу. Но если ты так решил, то и я спорить не буду. Спасибо, боярин, за ласку, я согласен!

Я, положив руку ему на плечо, торжественным голосом произнёс:

– Освобождаю тебя, Пантелеймон, от холопьей доли и объявляю тебя, вольного человека Пантелеймона Ивановича Родина, сыном боярским. Заявляю об этом при свидетелях и в присутствии князя нашего, Северского Андрея Михайловича. На чём крест целую!

Я вытянул за цепочку через ворот рубахи нательный крест и поцеловал его. Крест ответил мне свечением круглого, величиной с ноготь большого пальца руки, зелёного камня. Красивый камешек и очень не простой! Скосив глаз в сторону князя, я увидел его заинтересованный взгляд и чуть тронутые улыбкой губы. Возражений с его стороны не последовало.

– Клянусь служить тебе, Илья Георгиевич, честно и верно, как и до сего дня служил! На том и крест святой целую! – Дядька взял на ладонь свой нательный крест и поцеловал его. Камень в моём кресте засиял ещё ярче. Или это солнышко на него свой лучик уронило?

– По испанским законам, – продолжил я «дворянизацию» дядьки, – ты, Пантелеймон Иванович, теперь эскудеро. Ты – дворянин – оруженосец.

– Только двора у нас с тобой, Илюша, нет, – дрогнувшим голосом сказал дядька, вздохнул и обнял меня.

– Будет у нас двор, Пантелеймон Иванович. И дома будут, большие и богатые. Я у твоих детишек крёстным буду, если позовёшь, конечно!

Дядька глянул на меня почему-то повлажневшими глазами, поклонился и отошёл в сторону, прижав к груди мою кольчугу.

Я не знаю, правильно ли провёл обряд, или как иначе моё действо назвать, беря дядьку в дети боярские и присваивая дворянство, да ещё иностранное. Но я сердцем чувствовал, что поступил с близким человеком по справедливости. Как ещё я мог отплатить ему за многолетнюю службу боярину Воинову? Ничего, кроме слова доброго, за душой у меня не было. Ведь по существу мы с ним были на равных: два практически бездомных нищих воина, которых понесло в дали дальние. Одно разнило – я с титулом, а он – без. Разницу я устранил, теперь и он пускай с титулом будет. В мире, где к этой стороне жизни относятся весьма щепетильно, хоть крошечный, но титул, дядьке пригодится. А далее и ещё приподнять его попробуем! И плевать, что для этого мне, возможно, пришлось узурпировать чьи-то права или нарушить какие-то правила. Да и хрен с ними. Огородный.

Откровенно говоря, я был немножечко счастлив. Опершись на планширь фальшборта, я смотрел на океанский простор, на парящих в вышине птиц и тихо радовался такой интересной, насыщенной жизни. За спиной стоял верный дядька и тоже, наверное, был по-своему счастлив.

– Ты чего, Пантелеймон, сияешь, как шелом начищенный? – услышал я негромкий голос одного из стрельцов.

– Боярин меня от холопства освободил, – так же негромко ответил дядька. – В дети боярские взял и в дворяне испанские произвёл.

– Ух, ты-ы! – изумлённо произнёс тот же голос. – Так ты теперь господином стал?

– Да, стал. Меня боярин за службу верную да долгую наградил. Будешь так же своему боярину служить, глядишь, и он наградит. А будешь лясы точить, так плетей вместо пряников получишь. Иди, Макарка, делом займись!

Я улыбнулся. Авторитета среди стрельцов дядьке было не занимать: сказывались его возраст и огромный воинский опыт. А теперь ещё и повышение социального статуса. Дядька входил в новую для себя жизнь именитого человека.

Пока я производил дядьку в дворяне, вокруг кипела суета. Мёртвых пиратов стрельцы раздели и бросили за борт. Собрали и сложили на палубе галеона всё найденное на бригантине оружие, пороховые рога и, как называли эти сумки для пуль и пыжей стрельцы, берендейки. Холодное меня не интересовало, а вот огнестрельное внимательно осмотрел. Было его не много. Всего восемь длинноствольных кремнёвых мушкетов и два пистолета, тоже кремнёвые. На удивление в хорошем состоянии, ухоженные. Особо меня заинтересовал пиратский «кошкомёт». Был он весьма оригинальной конструкции, специально разработанной для абордажа: удобный приклад, исключающий травму плеча при выстреле, и толстый короткий ствол калибра не меньше сорока пяти миллиметров. Настоящая ручная пушка! Да и снаряд соответствующий – ядро того же калибра, в которое вставлен четырёхлапый крюк с кольцом для линя. «Кошкомёт» тоже был кремнёвым. Европа уже на кремнёвки переходит, а мы всё ещё с фитилями бегаем! Кстати, надо подумать, как фитильную бабахалку переделать на кремнёвую. Мастер нужен, оружейник. Хорошо, если княжеские кузнецы в этом деле понимают. А если нет? Тогда придётся самому сидеть и выдумывать. Или мастера искать. А где?

И кремни надо найти. Возможно, удастся купить в Буэнос-Айресе, деньги есть. Или самому поискать? Придётся вспомнить своё увлечение геологией и применить, так сказать, на практике полученные знания. Кремни имеют свойство истираться и ломаться, потому их надо много. А здесь, в восточной части Южной Америки, кремень, он же халцедон или пирит, должен быть. У местных аборигенов ещё каменный век, металлы добывать и обрабатывать не умеют. Дерево, кость и камни используют. Практически и каменный век-то начался, когда древний человек расколол кремень на обломки с острыми режущими краями и изготовил из него свои первые орудия. А узнав о его способности давать искры, стал использовать для получения огня. Так что, я думаю, найти достаточное количество камешков и наделать из них необходимых нам ружейных кремней не составит особого труда. «В век каменный да не найти камней?». Сложнее будет с переделкой пищалей. Охо-хо-о!

Опершись о планширь, я предавался думами о будущем. А стрельцы продолжали обыскивать бригантину. Боярин Жилин принял в этом самое живое участие и теперь докладывал о результатах князю. Дон Педро, стоя рядом с ними, ждал своей очереди на доклад. А ко мне подвели ещё двух пленников: субтильного субъекта с всклокоченными волосами и в очках – пенсне, и ребёнка, мальчишку лет десяти – двенадцати, с синяками на лице, грязного, но одетого в когда-то приличную одежду. Поставили передо мной. Субъект смотрел на меня через очки наивными голубыми глазами, а мальчонка лёг на палубу, свернувшись комочком, положил руки под голову и ни на что не реагировал.