Последние дни перед отлетом Родик провел в возбужденно-приподнятом настроении. Хотелось побыстрее приступить к работам в Танзании, и даже лыжный поход с женой и дочкой не доставил ему обычной радости. Его душа и мозг уже находились в Африке. Он еще и еще раз прокручивал в голове основные этапы предстоящих действий, стараясь найти в них что-то новое, не до конца продуманное. Спал он мало, а когда наконец засыпал, сознание порождало сны, в которых снова возникала Африка.

Перелет из Москвы в Дар-эс-Салам прошел для Родика на редкость легко и быстро. Это, вероятно, было связано с Игорем Николаевичем Сировичем, оказавшимся на редкость хорошим собеседником и человеком с очень близким Родику кругом интересов и жизненных устремлений. Игорь Николаевич был лет на пятнадцать старше Родика, но это никак не влияло на их отношения.

Родик имел давно сложившееся представление о геологах. Он считал, что это опытные и закаленные трудностями люди, способные переносить неудобства и невзгоды полевой работы, умеющие все делать своими руками, обладающие навыками для решения любых задач — от организации коллективов до обыденного приготовления пищи, обустройства жилья, охоты и рыбалки. Именно таким, судя по рассказам Юры и подчиненных, был профессор Сирович, прошедший пешком почти всю страну и имеющий глубокие познания не только в области геологии и геммологии, но и в производстве ювелирных изделий и огранке камней.

Внешне Игорь Николаевич тоже выглядел как типичный геолог: окладистая борода, по-спортивному подтянутая фигура, несколько сгорбленная, вероятно, от частого ношения рюкзака, гладко зачесанные волосы, загрубевшее лицо, по которому трудно было определить возраст. К тому же Игорь Николаевич мог и любил выпить, при этом почти не пьянея, и это добавило ему авторитета в глазах Родика.

С первых минут общения Родик понял: все рассказы про достоинства Игоря Николаевича — правда, и пожалел, что они не познакомились раньше. Для Игоря Николаевича это была первая поездка за рубеж, и потому он пребывал в состоянии почти эйфорическом, что придавало их беседам дополнительной остроты и занимательности.

Родик больше слушал, чем говорил — а такое происходило с ним очень редко. За время полета они смогли обсудить огромное количество вопросов, но было ясно: интересные темы еще не исчерпаны. Родик уже жалел о скором расставании — Игорю Николаевичу предстояло сначала заняться изучением карт и различного геофизического материала в Дар-эс-Саламе, а потом отправиться в глубь страны для оконтуривания участков добычи минералов, разработки проектов будущих поселков, водных стоков и проведения других исследований, необходимых для намеченных горных работ.

Родик же должен был организовать деятельность предприятия в Танге и, кроме того, обеспечить материально-техническое снабжение экспедиции Сировича.

Лишь в конце работы мы обычно узнаем, с чего нужно было ее начинать.

Б. Паскаль

Вот уже две недели Родик работал в Танге. Весь коллектив разместился в небольшой гостинице на окраине города. Ее выбор в основном определялся ценой и территориальной близостью к производственной площадке. Гостиница была не очень благоустроенной, и в представлениях Родика ее сервис никак нельзя было отнести к какой-либо категории, даже если забыть о возможной звездной классификации. Лена уехала в Москву, и в целях экономии Родик поселился в одной, хотя и очень большой, комнате с Борей. Они называли ее штабной. Такое название, привычное для Родика со времен студенческих строительных отрядов, прижилось, и вскоре все стали использовать его, тем более что оно полностью соответствовало ее назначению. Здесь собирались после трудового дня, чтобы пообщаться, закусить и выпить. Здесь же Родик работал, как в офисе, поскольку на производственной площадке никаких условий для этого не было. Здесь он выдавал зарплату. Сюда мистер Мбаго приносил корреспонденцию, включая личные письма из Москвы. Сюда же сдавали свою корреспонденцию сотрудники для отправки в Москву. Здесь наконец хранилось самое ценное оборудование и документация.

Такая организация оказалась удобной еще и потому, что в штабной комнате почти круглые сутки находились либо Родик, либо Боря. Это решало проблемы со связью, а координировать по телефону и факсу приходилось очень многое.

Смущало Родика лишь то, что он спал достаточно чувствительно. Боря же ночью часто разговаривал сам с собой и издавал много других звуков, будящих Родика, особенно в предрассветные часы. Проснувшись, он обычно долго не мог заснуть. Ему начинало казаться, что из-за москитной сетки усиливается духота, но откинуть ее не решался. Он мучился, вертелся, а утром на руках и ногах обнаруживал рисунок, повторяющий тот, что был выткан на москитной сетке. Сначала он удивлялся, но вскоре понял: комары умудрялись искусать его, когда он, ворочаясь, прислонялся к сетке.

Однако эти страдания продлились недолго. Спустя несколько дней после отъезда Лены Боря, не способный существовать без женщины, стал с вечера исчезать, а появлялся только утром. Родик, привыкший контролировать ситуацию и опасающийся за Борину жизнь и здоровье, попытался прекратить его похождения. Произошел тяжелый разговор. Боря смирился, но вместе с этим у него появились чудачества, мешающие работе. Пришлось подключить мистера Мбаго и найти безопасный, по мнению танзанийцев, вариант. Боря же после этого вообще практически перестал ночевать в гостинице.

Родик, втайне завидуя ему, не упускал случая подшутить. Он мог утром не открывать Боре дверь, требуя предъявить справку об отсутствии венерических болезней, во время еды прыскал на него виски, а, выпивая, выдыхал в его сторону со словами: «дезинфекция тонким слоем». Изобретательность Родика в этой части не имела границ. Боря молча терпел, что еще больше распаляло Родика. Эти шутки, впрочем, были небезосновательны — в Танзании, по официальным данным, свыше половины населения имело венерические заболевания.

Именно этот факт, помноженный на врожденную брезгливость, удерживал Родика от того, чтобы последовать примеру Бори. Хотя он часто вспоминал дни, проведенные в венесуэльском публичном доме, а живой подарок мистера Мбаго, сделанный при первом посещении Танзании, будоражил воображение…

Все развивалось по плану. Переработка кардамона шла практически «с колес». Склад сырья был минимальным. За две недели удалось изготовить более двадцати тонн, что поражало всех без исключения танзанийцев — от рабочих, занятых на сортировке и упаковке, до руководителей бригад и африканских коллег. Информация о таком масштабном производстве быстро распространялась по стране. Появилось несколько заметок сперва в местной прессе, а потом и в газетах, издаваемых в Дар-эс-Саламе. Производство начали посещать различные люди, задающие самые неожиданные вопросы. Требовалось срочно сертифицировать производство и продукцию. Проблема сертификации кардамона волновала всех, и Родик, посоветовавшись с Борей, занялся отбором образцов, подойдя к этому как грамотный физик, знающий теорию погрешностей. Такая работа заняла почти неделю, и в первых числах февраля Родик и мистер Мбаго подписали соответствующий акт и опечатали две одинаковые коробки с образцами, одна из которых должна была отправиться в Лондон, а другая — в Москву.