удовольствия и от того, как он рукой проводит по изогнутому бедру. Обводит коленку, трогает лодыжку и ведет касание обратно. К внутренней стороне. Нежно. Трепетно, до дрожи.

Мне нужно ответить, а я не могу произнести ни слова. Да и ни к чему они. Разве что:

— Привет.

— Я думал, нарвусь на фурию. Даже купил подарок, который в нее кину, чтобы задобрить. А тут лежит ласковая кошечка…

— Какой подарок? — распахиваю я глаза. Уже думаю, что смогу унести его с собой, когда эта сказка закончится.

Никита смеется, рассматривая в полумраке мое лицо. Долго, до неприличия, пока вдруг не вытягивает руку вверх, поражая меня переплетением вен на твердых мышцах.

Но самое интересное свисает с пальцев. Цепочка. А внизу кулон с несколькими бриллиантами. Знак зодиака. Рыбы.

— Обалдеть. Ты помнишь? — тут же сажусь я, с восторгом рассматривая блестящую вещицу. Ювелирная, но для меня была бы важна и из бумаги. Даже важнее.

— Я все помню, Ален, — говорит Никита хрипло. Тащит руку дальше, так, чтобы кончик кулона коснулся соска ноющей груди, так, чтобы я вздрогнула и ощутила, насколько мне не хватало Никиты. Его члена. Его похабных слов, что кажутся музыкой, пока он на мне.

— Повернись, — просит он и помогает развернуть меня спиной.

Я увожу волосы на одну сторону, ощущая, как стягивает легкие от нехватки воздуха. А Никита не торопится, он наслаждается каждой секундой, смакует взглядом каждый участок моего дрожащего тела.

Апогеем становится прикосновение. Медленно, чертовски медленно Никита скользит пальцами по линии позвоночника. После чего закрепляет подарок на шее. Целует плечо, и вдруг руками накрывает грудь. Мнет, щиплет соски, так что я выгибаюсь и утыкаюсь затылком в твердое плечо.

— Вчера я понял одну вещь, — шепчет он, продолжая мять грудь, спускаться по животику и дальше. К голому лобку и мягким половым губкам, что уже покрылись липкой влагой.

— Какую? — напоминаю я о его словах, хотя самой меньше всего хочется говорить. Лучше чувствовать, как два пальца обводят по кругу клитор, безошибочно определяя, как мне сделать хорошо. — Что точно знаешь, как меня возбудить?

— Это я и так знал. Вчера я понял, что никуда не отпущу тебя, — приехали… — Я больше не хочу тебя терять, понимаешь?

Никита разворачивает меня к себе и обхватывает лицо большими, горячими ладонями, вызывая трепет и страх. Что же дальше? Что ты скажешь мне сейчас? Никита молчит, только смотрит в глаза, что уже застилают слезы отчаянного счастья.

Он проводит большим пальцем по губам, сминая их, а затем то же проделывает ртом. Я все еще моргаю, пытаюсь сдержать слезы, но они как назло делают сладкий поцелуй соленным. Словно песчинка, застрявшая в туфле.

— Ты моя, Алена. И ничего больше это не изменит.

— А как же прошлое? — еле выговариваю я.

— Плевать, — беспечно отмахивается Никита, снова и снова покрывая мое лицо, шею, грудь мелкими поцелуями, каждый словно ожог, оставляющий клеймо. И каждый погружает меня в единственный инстинкт подчиниться своему мужчине. — Я слишком долго ждал тебя, чтобы отпускать. Я больше не хочу на тебя дрочить.

Смешок вырывается из горла. В этом весь Никита.

— И не надо, — сдаюсь я, понимая, что пока Никита хочет, я буду рядом. Обнимаю его за плечи, притягиваю к себе, трусь грудью об его. — Если что, я сама тебе подрочу.

Никита прижимает меня к себе и трепетно касается губ.

— Твои ручки — это прекрасно, но внутри гораздо лучше. Раздвинь ножки, сладкая. Я соскучился, — просит он, и я с радостью оплетаю его бедра ногами, сразу нарываясь на влажный конец. Никита без церемоний проникает внутрь и на мгновение замирает, словно действительно долго этого ждал.

А меня кроет. Ощущение того, как внутри тебя распирает плоть любимого, самое острое, особенно, когда член проникает до самого конца.

Особенно, когда бедра сами принимаются двигаться волной в такт дыханию и биению сердца. Меня заполняют чувства небывалого ранее восторга, когда руки Никиты по-хозяйски сжимают талию. Пока он наблюдает за лицом, я буквально насаживаюсь… Быстрее, все быстрее, пока не теряюсь от звуков пошлых шлепков, собственных стонов, бури, что хлещет каплями дождя, когда фрикции члена становятся почти беспрерывными.

И если я думала, что Никита скучал, что он быстро сможет кончить, то я заблуждалась, потому что Никита словно дорвался до сладкого и хочет насытиться им до тошноты.

Первая позиция сменяется второй. И вот я уже лежу на спине, пока член таранит меня снова и снова, пока крики наслаждения заглушает язык, имитирующий соитие во рту. Но и этого Никите мало, и вот я уже стою раком, а он елозит головкой по промежности от скользких губ до кнопочки ануса.

— Хочу твою попку, девочка… — так возьми, вот же я. — Но при этом хочу, чтобы ты кричала. Хочу слышать, как ты кричишь мое имя. Хочу, чтобы знала только одного любовника. Ты будешь только моей, понимаешь?

Как будто я могу быть против…

Он хватает пятерней мои волосы, запрокидывает голову назад и врезается на полную длину, так, что влагалище, уже и без того чувствительное, принимается его обволакивать, сжимать. Никита почти валится на меня от переизбытка возбуждения, а меня сносит из реальности оргазм. Яркий, острый, сверкнувший в мозгу вспышкой.

— Бля, еще теснее и мой член сломается, — шепчет мне в ухо Никита со смешком и принимается двигаться. Резко. Грубо. Без нежности, с которой он еще пол часа назад целовал меня. — Просто кайф.

Он вдалбливает меня в кровать, сжимая одной рукой задницу, а другой закрывая рот, потому что от силы толчков мне сложно сдерживаться. Мне сложно сдерживать и поток чувств, что бурлит в теле, как бурлит сперма в мошонке, готовая вот-вот заполнить лоно.

— Никита, я люблю тебя.

Но мои слова крадет рык Никиты, когда он разгоняется на полную скорость, не прекращая долбить даже тогда, когда оргазм отпускает нас из своих оков. Потому что похоть все еще держит в плену. До того самого момента, пока мы не засыпаем, сплетенные телами, склеенные липкой спермой, как самым надежным фундаментом.

Глава 26

— Мне нравится этот костюм, — слышу голос Никиты, который заглядывает в комнату. Замечаю в зеркале, как он выглядывает в коридор и тут же закрывает дверь на защелку. Этот звук еще один удар по натянутым нервам. Последние пару дней они как струны скрипки, что пытаются настроить, но не могут.

Я возвращаю взгляд на свое отражение и рассматриваю новый подарок Мелиссы, брючный светлый костюм, под который я надела обыкновенную майку на широких лямках.