— Не в этот раз, — тихо говорю я, приглаживая ее волосы, прежде чем подойти к платью.

Конечно, это прекрасно. Серж ничего не делает наполовину. Лиф покрыт замысловатым кружевом, юбка струится и элегантна. Это именно то платье, которое я представляла себе маленькой девочкой, когда сказки казались реальностью, а принцы были добрыми.

Теперь это похоже на костюм.

Горничная подходит ко мне, пока я нерешительно вытаскиваю платье из сумки, ее руки ловко расстегивают пуговицы и готовят его для примерки. — Оно прекрасно, не правда ли? — говорит она тоном разговора.

— Это что-то, — бормочу я себе под нос, снимая свитер и джинсы.

Тяжесть ткани давит на меня, когда она помогает мне надеть его. Конечно, оно сидит идеально. Кружево облегает мой торс, юбка расклешена ровно настолько, чтобы выглядеть королевской, но не подавляющей. Я избегаю зеркала, сосредоточившись вместо этого на детях.

Алиса сияет, снова хлопая в ладоши. — Ты выглядишь как принцесса!

— Правда? — спрашиваю я напряженным голосом.

Лео наклоняет голову, его взгляд задумчив. — Ты выглядишь прекрасно, мамочка.

Я с трудом сглатываю, выдавливаю из себя легкую улыбку и опускаюсь на колени, чтобы быть ближе к ним. — Спасибо, милая.

Стук в дверь заставляет нас вздрогнуть, и раздается голос Романа: — Все готово?

Горничная смотрит на меня, ожидая разрешения.

— Да, — говорю я, осторожно вставая и расправляя юбку. — Я готова.

Роман заходит внутрь, его острые глаза сканируют комнату, прежде чем остановиться на мне. Он не комментирует платье, но в его выражении лица есть проблеск удовлетворения.

— Хорошо, — просто говорит он. — Господин Шаров захочет это увидеть. Вас ждут внизу через час.

Алиса снова подпрыгивает на кровати, не замечая нарастающего напряжения в воздухе. — Ты выйдешь замуж, мамочка!

Я бросаю взгляд на Лео, который крепче прижимается к своему медведю, а затем на Романа, чье присутствие кажется удушающим, несмотря на его молчание.

— Я буду там, — говорю я ровным голосом, несмотря на нарастающую внутри меня бурю.

Роман кивает и выходит, дверь за ним закрывается.

Я снова опускаюсь на колени, беру руки Алисы в свои. — Вы двое оставайтесь здесь, ладно? Играйте со своими игрушками. Я скоро вернусь.

Ее лицо вытягивается, но она кивает. — Хорошо, мамочка.

Лео просто смотрит на меня, его маленькое лицо искажено беспокойством.

Я выдавливаю из себя еще одну улыбку, откидывая его волосы назад. — Будь добр, детка.

Пока я стою, мое сердце становится тяжелее с каждым шагом. Что бы ни случилось дальше, мне придется с этим столкнуться. Пока что я буду держаться за тот факт, что они в безопасности, даже в этом доме, который больше похож на тюрьму.

Глава 17 — Серж

В комнате тихо, если не считать мягкого шелеста ткани и приглушенных голосов. В воздухе раздается тихий гул предвкушения, но он приглушен — ничего лишнего. Я хотел, чтобы эта свадьба была маленькой, интимной. Близкая семья, надежные друзья, никаких лишних глаз, которые могли бы стать свидетелями того, что в конечном итоге является сделкой, замаскированной под церемонию.

Я стою у алтаря, руки свободно сложены передо мной, выражение лица спокойное. Мой смокинг кажется жестким, незнакомым, как будто он не принадлежит моему телу. Я привык контролировать, к власти, к командованию вниманием, когда вхожу в комнату. Стоять здесь ощущается… по-другому. Почти обнаженным.

Я сохраняю бесстрастное выражение лица.

Детский смех привлекает мой взгляд в сторону. Алиса и Лео сидят с Катей, моей мамой. Она выглядит сияющей, счастливее, чем я видел ее за последние годы. Она наклоняется к Алисе, которая что-то шепчет ей на ухо, и они обе разражаются смехом. Лео тихо сидит рядом с ними, его маленькая рука обнимает ее, его медведь зажат под другой рукой. Он наблюдает за всем широко открытыми, любопытными глазами, впитывая все.

Катя уже их обожает. Это не заняло много времени. Она годами души не чает в своих других внуках, а теперь, когда в ее жизни есть Алиса и Лео, у нее как будто открылось второе дыхание. Трудно не почувствовать удовлетворения, наблюдая, как она сияет от гордости, ее радость настолько искренняя, что она почти смягчает напряжение в моей груди.

Почти.

Я поправляю запонки, заставляя себя сосредоточиться. Это формальность, напоминаю я себе. Необходимость. Церемония, клятвы — все это для видимости. Кьяра знает это так же хорошо, как и я.

Когда начинается музыка, мое дыхание сбивается, прежде чем я успеваю спохватиться. Я бросаю взгляд в сторону входа, и вот она.

Кьяра.

Она захватывает дух.

Платье идеально ей подходит, каждая деталь подчеркивает ее изгибы, не будучи при этом слишком вычурной. Ее темные волосы падают мягкими волнами, обрамляя ее лицо, и даже с такого расстояния я вижу легкое напряжение в ее челюсти, то, как она держит подбородок чуть выше, словно бросая вызов кому-либо пожалеть ее.

Ее шаги медленные, размеренные, ее рука легко покоится на руке Романа, когда он ведет ее по проходу. Она не улыбается, но и не дрожит. Она выглядит так, будто идет на казнь и отказывается давать своим похитителям удовлетворение страха.

Комната на мгновение размывается, когда мой фокус полностью сужается на ней. На том, как мягкий свет падает на кружево ее платья. На ее плотно сжатые губы. На проблеск уязвимости в ее глазах, когда она смотрит на детей.

Она не смотрит на меня, пока не оказывается прямо передо мной. Когда ее взгляд наконец встречается с моим, это становится вызовом.

Я беру ее за руку, когда Роман отступает назад, его выражение лица нейтральное, но одобрительное. Ее пальцы прохладные, но хватка крепкая.

Служитель начинает говорить, но я едва улавливаю слова. Я слишком сосредоточен на ней, на том, как ее грудь поднимается и опускается с каждым размеренным вдохом. Она держится, но едва-едва.

Когда приходит время клятв, она колеблется. Пауза, такая короткая, что я сомневаюсь, что кто-то еще ее замечает, но я замечаю.

Ее голос дрожит, когда она начинает. Слова кажутся натянутыми, как будто она вытягивает их из себя. — Я, Кьяра Винчи, беру тебя, Сергей Шаров, — она тяжело сглатывает, ее взгляд скользит по моей руке, прежде чем снова встретиться с моим взглядом. — …чтобы стать моим законным мужем.

Ее голос дрожит, но она справляется. Я вижу, какое напряжение требуется, какие усилия, чтобы заставить это звучать хоть отдаленно искренне.

Моя очередь легче. Я давал клятвы раньше — семье, верности, кровным линиям. Это не исключение. Мой голос ровный, непоколебимый.

Когда священник объявляет нас мужем