для тебя плащ создаст. Будь хорошим мальчиком, не упрямься, и если увидишь тень – прячься. Понял?

Нравоучительный тон подействовал. Алай кивнул, скованно, растерянно, потеряв весь былой гнев. Ена радовалась за него, скрывая, что без плаща мороз легче пробирался ей под одежду, заставляя кожу покрываться мурашками.

День вышел непростым. Плащ немного облегчил боль Алая, но ткани было недостаточно, чтобы избавить его от губительного влияния. И всё же царевич шагал за богиней и его новой подругой по пятам. Несмотря на боль и неприятные ощущения, он улыбался: его веселило и пьянило всё на этой земле, каждая эмоция, каждые шаг по хрустящему снегу и вдох морозного воздуха. Он преданно следовал за Еной и Мораной, ни разу не выказав неудобства или жалоб. У Ены отлегло от сердца, когда она заметила то и дело подрагивающие уголки губ на лице Мораны. Богиня лишь притворялась, что не замечает Алая, но краем глаза следила, а если не следила, то слушала его шаги или же обращала внимание на его тень, когда она оказывалась под её ногами.

Она ничего Алаю не обещала, никуда не звала и практически на него не смотрела, но неясная связь между ними ощущалась, словно физически существовала. Иногда Ене чудилось, что Алай не может не идти за Мораной, какая-то нить тянет его вперёд вслед за богиней.

Что же он у неё украл?

Нередко он приставал к Моране, показывая ей клубящиеся кучевые облака и пролетающих птиц, будто она их никогда не видела. Он вынуждал её то поднимать голову, то опускать, демонстрируя едва ли не каждый интересный ему камень или следы животных. К удивлению Ены, он знал названия особей и мог определить, кто и как давно прошёл по снежному покрову, замечал следы даже на сгнивших листьях. Из Алая вышел бы первоклассный охотник.

– Я наблюдал, – медленно выговаривая звуки, пояснил он. – Не мо-ог уходить, но… смотрел на жи-изнь из пещер. Я наблюдал, запо-оминал.

К вечернему привалу в узком гроте Алай представлял собой печальное зрелище. Полностью открытые участки кожи покрылись уродливыми ожогами. Ена ахнула, не сумев сдержать ужаса, однако с заходом солнца Алай оживился, заулыбался со счастливым блеском в глазах, словно вышел победителем в битве с врагом, которого долгое время не мог одолеть.

Пока Морана создавала костёр и еду, Ена бегала за чистым снегом, чтобы приложить к рубцам. Алай изредка шипел на Ену, когда холодный снег касался его ожогов. Царевич ещё дважды получил щелбана и выговор, чтобы сидел спокойно. Девушка не испытывала более и малейшего страха перед его сущностью, скорее видя юнца в теле молодого мужчины. Физических сил, может, и много, но права Морана, не готов он к миру под светом солнца, кажется, что он не знаком с тем, какая жизнь на самом деле.

Внезапно Алай бросился к дальней стене грота, руками разметал занесённые ветром, почти сгнившие листья. Он увлечённо что-то то ли раскапывал, то ли пытался извлечь, заинтересовав тем самым не только Ену, но даже Морану.

– Вот! – с заметным трепетом в тоне объяснил царевич, продемонстрировав откопанный цветок.

Ена узнала красивый золотисто-оранжевый бутон. Такие называли теневиками, они росли в сумраке гротов и пещер. Выживали и в холодное время, если им повезло прорасти в безветренном закутке. Полезное растение для обеззараживания ран и ссадин, но Алай глядел на него, затаив дыхание, как на чудо. Пальцами он погладил лепестки, с трогательной нежностью качнул бутон.

– Потрогай! – неожиданно то ли приказал, то ли попросил Алай у Мораны. – Он мягкий.

Радость, с которой Морана наблюдала за царевичем, моментально пропала. Буквально на мгновение, но во взгляде богини отразилась горечь. Алай стремительно очутился возле Мораны, схватил её за запястье и с невообразимой лёгкостью подтащил богиню к цветку, будто она была не сильнее смертной девушки. Глаза богини изумлённо округлились – вероятно, и она поразилась своей слабости рядом с ним. Ена ранее пыталась богиню остановить, хватая за рукава, да и шага её замедлить была не в силах.

– Потрогай! – повторил Алай, переводя восторженный взгляд с Мораны на цветок и обратно.

– Нет, – отказала она и хотела отвернуться, но царевич не позволил.

– Он приятный! Мягкий! – не отставал он.

– Не буду трогать.

Морана не казалась грозной, скорее смущённой. Для пущей убедительности она сжала пальцы в кулаки и спрятала их под мышками, косо глянув на цветок.

– Почему? – не выдержала Ена. Проще было уступить Алаю в этой просьбе. Ничего же сложного.

Взгляд Мораны устремился к Ене, а после вернулся к цветку, как если бы она побаивалась стоять с ним рядом.

– Я… не могу, – через силу выдавила Морана, тяжело вздохнув. – Моё дело… зима… смерть. Я предпочитаю не прикасаться к растениям. Они погибают.

– А животные? Люди? Ты же прикасалась ко мне.

– Животные и люди сильнее, с деревьями тоже ничего не случится, но цветы, грибы, какие-нибудь небольшие кусты скорее всего погибнут, – в привычной сдержанной манере пояснила Морана, она распрямила плечи и посмотрела на бутон с уже знакомой надменностью и равнодушием.

В этот раз её напускная маска Ену не убедила.

– Ты никогда не прикасалась к цветам, – поняла она.

Морана вся напряглась и скованно кивнула. Восторженное выражение лица Алая стало задумчивым, цветок его более не поражал, а вот Морана притягивала внимание. Взгляд Алая шарил по её лицу и позе, словно пытался разгадать загадку.

Морана – богиня. Она могла перетрогать столько бутонов, сколько желала, их жизнь скоротечна, и вряд ли она хоть что-то нарушила бы, сгубив пару сотен цветов. И всё же она этого не делала. Ни разу. Понимание с каждой секундой становилось всё обширнее и тяжелее, став давящей ношей. Ена взглянула на Морану по-новому.

– Моё прикосновение убьёт цветок. Я не стану его трогать, – твёрдо повторила Морана царевичу. Если вначале она сомневалась, то теперь точно приняла решение.

Едва она закончила, как Алай сорвал цветок и бесцеремонно вложил его в ладони Мораны, заставив обомлеть. Богиня зимы и смерти застыла с бутоном в сложенных лодочкой ладонях, её светящиеся голубым глаза потрясённо округлились, рот приоткрылся, когда она упёрла взгляд в теневик, вероятно не до конца веря, что видит его в своих руках.

– Не бойся ему навредить, я убил его для тебя, поэтому потрогай, – со всей серьёзностью выдал Алай.

Ена закусила губу, опять замечая в нём странные перемены. Восторженный ребёнок сгинул, вернув царевича подземного царства, сына Озема и Сумерлы, того, в ком, по словам Мораны, течёт сама кровь земли. Кого-то если не бессмертного, то настолько могущественного, что он способен крошить камни и жемчуг голыми руками.

– Впредь я сорву