– Разве он тебе не нужен? – спросила она, нагнав богиню.

Снег укрывал землю, но днём было тепло и безветренно, а голые ветви берёз и лиственниц тянулись к тяжёлым облакам, которые плотно облепили небо, полностью скрыв солнце.

– Разве он не должен души во мрак подземного царства отправлять? Ты сказала, что он палачом станет.

– Сказала, – признала Морана, размеренно шагая в только ей известном направлении.

– О каких душах речь?

– Не всем теперь суждено переродиться, – серьёзнее пояснила богиня. – Те, чьи души окажутся слишком уж гнилы и запятнаны, отправятся во мрак, в земные недра. Там будут существовать в темноте и тишине, пока я не решу, как их излечить и возможно ли это вообще. Если я такие отправлю сейчас на перерождение, то будут плодиться подлецы и убийцы.

– И царевич тебе нужен, чтобы сажать их в… своего рода темницу?

– Нет. Я сама могу такие души туда отправить.

Ответ привёл девушку в ещё большее замешательство, однако Морана шага не сбавляла, не позволяя Ене замедлиться и подумать.

– Зачем же ты его забрала?

– В качестве наказания для Сумерлы.

– Тогда зачем бросила?!

Морана издала тихий смешок и взглянула на Ену. Глаза богини, как и всегда при свете дня, были тёмно-карими.

– Я его не бросала, а дала то, что он хотел.

Ена приоткрыла рот, совсем запутавшись.

– И к тому же он свой выбор сделал. – С заговорщической улыбкой Морана вновь устремила всё внимание вперёд, а Ена обернулась.

Сердце встревоженно подпрыгнуло к горлу, взгляд скользнул по пейзажу, но они достаточно отошли с Мораной, чтобы не видеть ни входа, ни самой пещеры. Ена почему-то разволновалась, забеспокоилась. Глупо, конечно. Царевич – сын владык подземного царства, она своими глазами видела, как он камни крошил голыми руками. И всё же она распереживалась так же, как тревожилась за Рокеля, когда тот в лесу на охоте заблудился. Так же, как волновалась за Зорана, когда тот в первый раз с отцом на битву отправился.

Ена продолжала шагать за Мораной, да взгляд то и дело за спину бросала. На третий раз уже хотела попросить Морану вернуться за царевичем, как увидела тень среди деревьев слева.

Он последовал за ними.

Просто шёл не по открытому пространству, а по лесу. Вроде и не прятался, но и на свет не выходил. Морана ни разу не обернулась, но определённо знала, что царевич за ними шёл. Хватка тревоги ослабла, Ена улыбнулась и кивнула царевичу, тот немного ускорил шаг и со странным опасением всё-таки вышел под скудный дневной свет. Его шаг был шире, и он уверенно их нагонял.

– Моё имя Витена, но близкие звали Еной, а как тебя зовут? – поборов смущение, поинтересовалась Ена. Она чувствовала себя странно в компании богини зимы и золотоглазого царевича земных недр. Его каштановые кудри касались шеи, пряди шли волной, завиваясь на концах. Ена не представляла, сколько ему в действительности лет. Внешне он напоминал не юношу, а скорее молодого мужчину, однако бороды не носил и на мир глядел зачарованно, как ребёнок.

Пейзаж вокруг окутала замогильная тишина, пока Ена ощущала себя последней смертной, оказавшейся в компании богов. Царевич перестал озираться, разглядывая каждую голую ветку. Его внимание целиком замерло на Ене. Он открыл рот, но не произнёс ни звука. Улыбка померкла, восторг сменился задумчивым недоумением.

– Ты… немой? Не можешь говорить? – с сочувствием произнесла Ена, на что царевич замотал головой.

– Говорить он может, – подсказала Морана, она зашагала медленнее, тоже заинтересованная беседой. Обернулась наконец, бросив на спутника понимающий взгляд: – Просто почти этого не делал, верно?

Царевич едва наклонил голову, не кивнул, но глядел на Морану с интересом.

– Вы уже виделись, – поняла Ена.

– Виделись, – согласилась Морана. – Давно. Много лет назад, когда он ещё ребёнком был.

– Как это произошло?

– Он попытался от родителей сбежать, да глуп был, мира совсем не знал. Хотя и сейчас не знает. – Улыбка Мораны стала натянутой, глаза на пару мгновений остекленели, вероятно, видя прошлое.

– Но почему он сбежал? То есть он всю жизнь провёл под землёй? – Несмотря на воспоминания о горах сокровищ, Ене стало не по себе от мысли, что кто-то действительно способен провести в сумраке подземелий всю жизнь.

Это был его дом, и всё же…

– Слышал, царевич, – насмешливо обратилась Морана, – Ене интересно, что с тобой приключилось и как мы познакомились.

– Е-е-е… на-а.

Девушка во все глаза уставилась на царевича. С неясным ей трудом он открывал рот и странно ворочал языком, несколько раз повторив её имя. Никогда ещё Ена не видела, чтобы взрослому человеку так сложно давалось произнести три буквы: он тянул звуки и умудрялся делать ненужные паузы. Однако Ена ободряюще кивнула и медленнее повторила оба варианта своего имени.

– Ви-и… т-е-ена. Вите-ена-а, – забавлялся царевич, растягивая то одни гласные, то другие.

Ена хвалила и улыбалась.

– Мора-а-ана-а. Морана, – с небывалым восторгом выдал царевич.

Голос у него был приятный, низкий, бархатистый, убаюкивающий. Ена закивала, чувствуя, как при виде чужой искренней радости израненное сердце немного заживает, страх перед новым миром отступает.

– А…

Следующее слово давалось ему сложно. Морана заговорщически улыбнулась, однако помогать царевичу явно не собиралась. Ена же и не могла, не зная, что он хочет сказать, но жадно ждала, подбадривая его попытки комплиментами и похвалой.

– А-а-а… ла… лай. А-алай.

– Алай?

– Алай! – пылко повторил царевич.

– Имя? Алай – это твоё имя?

Царевич энергично закивал, вызвав у Ены странный прилив тепла и гордости в груди. Она встречала такое имя лишь раз. Оно означало «красивый», и тяжело было не согласиться, оно ему действительно подходило. Несмотря на пугающие глаза, у Алая было потрясающе идеальное лицо с прекрасными чертами, не лишёнными мужества.

– Тебе оно подходит, – поделилась Ена.

– Так его назвала мать, считая лучшим сокровищем в их царстве, – едва слышно пояснила Морана, пока Алай отвлёкся на пролетевшего мимо снегиря и немного отстал. – К несчастью для мальчика, он часть её коллекции.

Улыбка Ены дрогнула, став натянутой, когда до неё дошёл смысл.

– О-он… их е-единственный сын? – заикаясь от пугающей догадки, уточнила Ена.

– Нет, – качнула головой Морана. – Но единственный живой.

Воспоминания о зале с позолоченными статуями нахлынули со всей чёткостью. Семь мужских фигур с красивыми, но несчастными лицами. И лишь припомнив их, Ена осознала, что черты были схожи. Ещё тогда от вида пустого восьмого постамента в душе дурное предчувствие зародилось, теперь же кровь отлила от лица, пока спина покрылась мурашками.

– Я видела зал с… – Ена оборвала сама себя, Морана коротко кивнула, поняв без лишних пояснений. – Он знает,